Доехали до домика волшебницы. Поменьше других, на каменном фундаменте, и с острой шатровой крышей.
Архивариус вылез из коляски и посадил хнугов на плечи. Подошел к белому забору с узорчатой калиткой. Прямо к крыльцу вела утоптанная тропинка. Барти сразу вспомнился домик Гримбольды не хватало только яблоневого сада и монстров. Архивариус постучал в дверь, и не дождавшись приглашения вошел.
В комнате напротив окна сидела немолодая женщина в длинном платье. Крутилось колесо прялки, а руки волшебницы так и порхали скручивая нить и наматывая на веретено.
– Здравствуй Цаски. Я пройду?
– И тебе не хворать Николай. Проходи, да я смотрю ты не один!
Архивариус прошел и опустился на лавку возле окна. Ссадил хнугов.
– Скажи мне Цаски, только правду. Ты знаешь, руки у меня длинные! Что за травы ты мне дала, вместо тех, что языки развязывают.
Барти готов поклясться, ведьма улыбалась!
– Что не вышло, а? Это сон трава, вызывает обморок на несколько минут. Что хотел жену уличить в неверности, а она бедняжка сознание потеряла, так?
– Нет! – жестко оборвал архивариус, – Хотел узнать, где похищенные вещи у хнуженки, да она упала в обморок, а как очнулась ушла.
– Ну ушла и ушла, эка беда.
– Ты не поняла Цаски, она ушла, как все в городе уходят, в никуда. Так что в той свече, черный морок?
– Нет, – ведьма покачала головой, – сон трава, дурман, шалфей и сорвиголов.
– Нам сказали, – вступил Грегори, – во всем виновата ведьма, она рассердилась и напустила на город черный морок.
– Да знаю я, сама там была. Но никакого заклятия она не накладывала, да, ругалась, пугала, но только усыпила людей на несколько минут и все. От этого с ума не сходят.
– Значит ты не знаешь что это за морок и куда люди уходят.
– Что происходит не знаю, но вот идут они в озерный край. Летала на метле, видела. Из всех городов люди идут. Как ручейки в реку сливаются, а река та к сон озеру бежит!
– Но зачем, из-за легенды?
– Я откуда знаю, у них спроси, – огрызнулась ведьма.
– А как чары разрушить, не знаешь? – спросил Грегори.
– Не знаю, говорю же ведьмы здесь не причем.
– Что-то я сомневаюсь, что совсем уж и не причем, – архивариус наклонился и заглянул ведьме в глаза.
– Нужно ехать в озерный край, Николай, – сказал Барти, – найдем Иву по дороге.
– Нет, – отрезал архивариус, – я с вами не поеду, а поедет Цаски.
– С чего ты взял, я никуда не собираюсь!
– Вот как? А я расскажу королю, что люди пропадают из-за колдовского дыма, и ты под пытками признаешься в чем угодно. Поняла?
– Поняла.
– Что ты поняла?
– Что мы с хнугами садимся на мою верную метлу и летим в озерный край, по пути высматривая зачарованную хнуженку.
– Ну и молодец. Все, меня ждет библиотека. Удачи!
Архивариус вышел. Ведьма помолчала. Допряла и отложила веретено.
– Сегодня лететь не получится. Погода не летная, будет дождь. Завтра с утра, если прояснится. А сейчас подкрепитесь, силы нам понадобятся.
Силы понадобятся, а Ива сейчас идет где-то одна, вытаращив глаза, может ее уже затоптали такие же обезумевшие.
Ведьма накидала ветоши в корзину и поставила на лавку, – Уж простите, но кроватей для хнугов у меня нет.
Утром Барти проснулся от шума и треска. Выполз из корзины. Протер глаза. Ведьма сидела все на той же скамье и наматывала на рукоять метлы плед. Отставила на вытянутой руке, придирчиво осмотрела и примотала веревкой, завязав концы плотным узлом.
– Что ты делаешь, – Барти отпихнул от себя прицепившуюся ветошь. Спрыгнул с лавки и подошел к Ведьме.
– Да вот, сиденье для маленьких хнугов, чтоб не брякнулись на землю. Будете держаться за веревку.
– Ясно, не брякнемся, – Барти потянулся, – что у нас на завтрак?
– Ну ты обжора, совсем не волнуешься? Поди никогда не летал, только с лавки вниз, – Цаски засмеялась.
– Ну почему только с лавки, на сороках летал, на драконах, – Барти рассмеялся, – сама же сказала, силы понадобятся, вот и спрашиваю за завтрак.
Но потом вспомнил об Иве и стало не до смеха.
– Скажи, Цаски, а обезумевшие, они едят? А спать ложатся или просто бредут и бредут к озерам?
– Не знаю, Барти, давайте поедим и в путь, Грегори, вставай, а то останешься в корзине ждать нашего возвращения!
Озерный край
Это случилось давно, Иве было четыре года. Одевалась она уже сама и шнуровала высокие ботинки сама! Умела молоть желуди на кухонной мельничке и мыть посуду. Словом самостоятельная, взрослая хнуженка!
Родители этого не понимали, то нельзя, туда не ходи, чайник горячий, в печку голову не суй, в осиное гнездо шишки не кидай. Вот и приходилось все время убегать подальше и пробовать все самой.