«Луна, должно быть,– подумал Мулинге.– Да нет, не видал я ни разу, чтобы луна светила так ярко! Нет, не луна это, а что‑то необыкновенное!» Юноша и обрадовался, и испугался. Между тем свет, казалось, все приближался. «Не стану‑ка я убегать,– рассудил Мулинге,– а лучше подожду здесь и погляжу, что это такое».
А свет разгорался все ярче, и вот уже вокруг стало ясно, как днем. Какой уж тут сон! Подняв голову, Мулинге заметил на вершине дерева, под которым он расположился на ночлег, огромный пчелиный улей, двенадцати локтей в поперечнике и сорока локтей в высоту. Никогда не видел юноша ничего подобного. «Он ведь нелегкий,– подумал юноша.– Хотел бы я знать, кому это удалось поднять его на такую высоту?»
Свет между тем все приближался, и на душе у юноши делалось все тревожнее. Наконец ему удалось рассмотреть, что свет исходит от огромного горящего факела, длиной в сорок локтей. А нес тот факел великан, ростом в шесть раз выше обыкновенного человека. За ним следовал еще один, чуть пониже, и нес большой бочонок. Видно, великаны пришли взять меду из улья. Мулинге бросился было бежать, но великаны подошли уже так близко, что непременно бы его заметили. И юноша решил, что всего разумнее будет остаться на месте и спокойно ждать своей участи. Однако сердце его билось часто‑часто, и на лбу выступили капли пота.
Великаны остановились возле дерева, под которым сидел Мулинге. Он затаил дыхание, не смея пошевельнуться; тело его словно одеревенело. Но великаны были так заняты своим делом, что вниз и не взглянули, и у Мулинге отлегло от сердца. Он понял, что им не до него.
Великаны между тем открыли улей и принялись наполнять бочонок. Куски сотов, в которых, как им казалось, меду было мало, они выбрасывали прочь. Мулинге потом собрал эти соты и выцедил мед в оба калебаса.
Первый великан спросил громовым голосом:
– Скажи, Ликани, ты набрал меду на ужин?
– Да нет, тут всего ничего. В это время года пчелы приносят мало меда. Лучше придем сюда через месяц‑другой. А завтра проверим‑ка ульи по ту сторону деревни.
С этими словами великаны закрыли бочонок и зашагали прочь, так и не заметив Мулинге. А тот словно из темницы освободился. Дождавшись рассвета, он вновь пустился в путь. Увидев на земле отпечатки огромных ступней великанов, он пошел по следу, надеясь поскорее выбраться из лесу. Рассудил Мулинге, что, как ни чудесно было увиденное, однако случаются вещи и поудивительнее. Поэтому он решил продолжать свой путь, покуда не встретит что‑нибудь вовсе необычайное. Два дня шел Мулинге за великанами, а на третий сбился со следа.
Пытаясь отыскать следы великанов, Мулинге заметил тропинку и отправился по ней. К вечеру, пройдя мили две, он увидел маленькую деревушку и сказал себе: «Пойду‑ка я туда и погляжу, кто там живет!» Уже смеркалось, когда он наконец подошел к деревне. Она состояла из нескольких домов и амбаров, окруженных колючей изгородью.
Сразу зайти в дом Мулинге побоялся. Он решил притаиться за изгородью и послушать, о чем говорят в доме. Уже стемнело, и Мулинге мог не опасаться, что его заметят.
Вскоре он услышал, что обитатели дома готовят пишу и садятся ужинать. Запах съестного напомнил юноше, что он сам давно уже ничего не ел. Он подкрепился медом из калебаса и решил потерпеть до утра, а когда рассветет, поискать каких‑нибудь плодов.
Через некоторое время раздался голос:
– Что‑то мне спать хочется! Другой голос отвечал:
– И верно, позовем‑ка его!
Мулинге подумал было, что его заметили и речь, верно, идет о нем. Он замер, готовый при первой же опасности броситься наутек. Но оказалось, что говорилось совсем о другом.
– Эй, Хранитель Глаз,– закричали оба голоса,– иди к нам, мы спать хотим!
А из темноты им кто‑то отвечает:
– Погодите немного! Вот надену ноги и тотчас же приду!
Некоторое время спустя Хранитель Глаз действительно вошел в дом и спросил:
– Все ли готовы? Все ли на месте? Все ли улеглись? Сквозь приоткрытую дверь Мулинге было видно, что все разошлись по своим местам и легли. Тот, кого называли Хранителем Глаз, поочередно склонялся над каждым, особыми щипцами вынимал глаза и складывал их в корзину. Подвесив ее над очагом, Хранитель сказал:
– Спите спокойно! О ваших глазах я позаботился! В ответ раздался дружный храп, и Мулинге понял, что все уснули.
В жизни не слыхал Мулинге ни о чем подобном. Затрепетал он от ужаса, словно лист на ветру. Хранитель между тем отправился домой. Мулинге, прождав еще около часа и успев опять проголодаться, решил все‑таки прокрасться в дом и все увидеть своими глазами, а заодно и поискать чего‑нибудь съестного. Он тихонько приоткрыл дверь и вошел. Все спали крепким сном. Мулинге нашел горшок с остатками ужина и наелся досыта, а потом отыскал кувшин с водой и утолил жажду. И тогда, снедаемый любопытством, юноша заглянул в корзину, подвешенную над очагом. Лежащие в ней глаза все, как один, уставились на Мулинге, но он понимал, что, покуда глаза не вставлены в глазницы, бояться ему нечего. Мулинге запустил руку в корзину, вытащил один глаз, спрятал в мешок, крадучись вышел наружу и прикрыл за собой дверь. Притаившись за изгородью, он решил дождаться утра и посмотреть, что будет.
Рано утром он услышал, как Хранитель Глаз подошел к дому. Разбудив спящих, он принялся вставлять им глаза. Но когда пришел черед последнего, вдруг оказалось, что одного глаза не хватает. Эта новость повергла всех в уныние. Воровства в том краю не ведали, никому и в голову прийти не могло, что глаз украден: неужели кому‑нибудь мало двух собственных? И люди решили, что глаз утащила крыса и если не съела, то, значит, спрятала где‑нибудь в изгороди. Поэтому решено было осмотреть все углы в доме, все окрестные кусты и изгородь. Но как ни искали, пропажа так и не нашлась. В утешение Хранитель пообещал принести новый глаз, как только умрет кто‑нибудь из соседей.
Мулинге, не дожидаясь, пока его кто‑нибудь приметит, пошел потихоньку прочь, прячась за деревьями. Он понял, что увидел Самое Удивительное и ему есть что рассказать старику Масаку, дабы заслужить руку его дочери.
И путник отправился домой той же дорогой. Теперь он шел на восток – через пчелиный край, через край исполинских мух, через леса, где жили слоны и обезьяны. Он торопился домой, спеша поведать Масаку Самое Удивительное.
Много дней спустя юноша вернулся наконец в родную деревню. Счастливо улыбаясь, вступил он в бабушкину хижину. Бабушка бросилась ему навстречу и обняла его, плача от радости: она уже не чаяла увидеть внука. Мулинге угостил ее медом.
– Ешь вволю! – говорил он.– А что останется, мы братьям отдадим!
И пока она ела, внук рассказал ей обо всем, что с ним приключилось.
Целый день отдыхал Мулинге, а на следующее утро вышел из бабушкиной хижины и сказал:
– Теперь я женюсь на прекрасной дочери Масаку! А Масаку тем временем сидел, как обычно, у себя дома и ждал новых рассказчиков. Не часто приходили они теперь: многие уже не раз успели попытать счастья, но безуспешно, и большинство отчаялось. Войдя, Мулинге сразу же спросил:
– Скажи, твою дочь никто еще не просватал?
– Нет еще,– ответил старик.– Многие пытались, да ни у кого не вышло!
– Что ж,– сказал Мулинге,– у меня‑то есть что рассказать. Слыхал ли ты, к примеру, чтобы люди брали мед из улья, висящего на самой верхушке самого высокого дерева, не взбираясь туда и не пригибая ствол к земле?
Подумав, Масаку ответил:
– Нет, не слыхал я о таких великанах и не видал их. Но разве это – чудо? Ты расскажи мне что‑нибудь поистине удивительное!
– А что ты знаешь о племени, люди которого вынимают на ночь глаза и складывают их в корзину?
Удивился Масаку:
– Ничего я об этом не знаю. Но как ты докажешь, Мулинге, что слова твои правдивы?
Тут Мулинге достал из мешка украденный глаз и протянул его Масаку. Старик повертел глаз так и эдак, убедился, что он и вправду человеческий, и сказал: