Нас разбили на бригады по шесть человек и каждое утро развозили по разным полям. В моей бригаде оказались амбалы, Тата и Барабыкина. Барабыкина сама напросилась. Интересно, зачем?
Каждой бригаде придавался дед из местных жителей. Дед был главным специалистом по кладке скирды. Оказывается, это целая наука — класть скирду. И высшего образования тут мало.
Вообще, заготовка сена — интересное дело. Вот как это делается, на тот случай, если вам придется помогать какой-нибудь деревне.
Сначала косят траву. Это делает специальная машина, которая называется косилкой. Можно и вручную, косой. Трава лежит, разбросанная по всему полю, пока не пожелтеет. Когда она пожелтеет, ее сгребают большим граблями, которые тащит лошадь. На граблях сидит мальчик. Он время от времени нажимает на рычаг, чтобы освободить грабли от сена. Еще он ругает лошадь. Неизвестно, за что. Больше он ничего не делает.
Когда мальчик с лошадью сгребут сено в валки, приходим мы. У каждого из нас есть вилы. Этими вилами мы изготовляем так называемые копны. Небольшие такие горки сена. Поле становится будто в веснушках от этих копен. А дальше начинается самое главное.
Дальше приходит дед. Тот самый. Он закуривает «Беломор» и говорит:
— Здесь будем ставить.
Потом дед уходит докуривать «Беломор» в тень. А к нам приезжает трактор. Я здесь описываю идеальный случай. Бывает, что сразу после того, как мы изготовили копны, начинается дождь. Тогда нужно его переждать, снова разбросать сено по полю, высушить, и все по новой. И так несколько раз.
Бывает, что дождя нет, но и трактора тоже нет. Трактор сломался. Трактор не лошадь, он ломается часто. Тогда мы сидим вокруг дерева и разговариваем о жизни. Какая она была до революции, а потом до войны. Наконец приезжает трактор. Из него выходит тракторист Миша с наколкой на руке: «Нет в жизни счастья». Это квинтэссенция его философии.
Миша рубит первую попавшуюся березу и привязывает ее обрубленным концом к трактору. Получается волокуша. А дальше он ездит с этой волокушей от копны к копне, а мы бегаем за ним и перебрасываем сено на березу. В результате на березе получается большая гора сена, похожая на женскую прическу с начесом. И все это подвозится к деду, который уже стоит на том месте, где будем делать скирду.
Я понятно излагаю?
Теперь мы перебрасываем сено с березы на деда. Миша в это время уходит на соседнее поле есть горох. Дед хватает вилами сено и закладывает основание скирды. Когда мы докапываемся до веток березы, дед уже ходит на высоте одного метра над землей. Дальше все повторяется сначала.
Вот такие дела, сено-солома.
Самое интересное начинается, когда дед ходит уже высоко. А мы вшестером пытаемся завалить его сеном. Дед, не выпуская «Беломора» из зубов, спокойно разбрасывает сено по скирде. И еще ходит, утаптывает. Длины вил начинает не хватать. Мы уже подпрыгиваем, чтобы забросить сено вверх, тогда дед говорит:
— Насаживайте на шесты.
Мы насаживаем вилы на длинные шесты. Шест с острым концом, чтобы втыкать его в землю. Тут начинается цирк. Пронзаешь вилами копну, делаешь упор на колено — и р-раз!
Копна тяжелая, шест не втыкается, а скользит по земле. И ты бежишь, стараясь сохранить равновесие. Потом конец шеста за что-то цепляется, копна медленно плывет вверх; а там, наверху, благополучно рассыпается и падает тебе на голову. Деду достаются три травинки.
Когда я повторил этот номер пять раз, Миша не выдержал:
— Откуда у тебя руки растут? — закричал он.
— Из плечей! — огрызнулся я, отплевываясь сеном.
— Умственный работник! — сказал Миша. — Смотри!
Он схватил вилы и принялся закидывать копны вверх. Под наколкой относительно счастья в жизни перекатывались приличные мускулы.
— Пригнали столько народу! А работать не умеют!
— Если всю вашу деревню пригнать к нам в лабораторию на помощь, — сказал я, — тоже неизвестно, что получится.
— Не беспокойсь! — сказал Миша. — Получится.
— Давай поменяемся, — предложил я. — И посмотрим, кто быстрей научится работать. Я вилами или ты лазером.
— Я с голоду дохнуть не хочу, если ты вилами будешь работать, — сказал Миша.
Вот такая у нас вышла полемика. Наша молодежь так прямо укатывалась со смеху. А сами, между прочим, ни вилами, ни лазером работать не умеют. Только Барабыкина перепугалась, что мы сейчас с Мишей передеремся на почве стирания граней между умственным и физическим трудом. Хотя передеремся — это не то слово. Она испугалась, что Миша меня побьет.
— Каждому свое, — философски заметила она. И посмотрела на меня как-то значительно. Я тогда не обратил внимания. А зря.
Я немного потренировался и тоже научился закидывать копны наверх. А на следующий день попросился к деду в ассистенты. Мне хотелось овладеть искусством кладки скирд. Я люблю заниматься деятельностью, для которой не предназначен.
— Давай, лезь, — сказал дед. — Навивай на углы. Смотри, чтобы не заваливались. Середку забивай. И утаптывай.
Сначала я в основном утаптывал. Амбалы старались вовсю, пытаясь забросать меня сеном. Они меня чуть не проткнули вилами. Я едва успевал уворачиваться.
Все было бы хорошо, если бы не слепни. Мы работали в одних плавках, исключая девушек. Девушки были в сарафанчиках. И слепни садились на наши потные тела в самый неподходящий момент. Когда несешь вилами копну. Слепни были толстые, как огрызки карандашей. Они садятся совершенно незаметно. Несешь копну и наблюдаешь, как слепень у тебя на животе плотоядно облизывается, а потом с наслаждением впивается в кожу. Доносишь копну до места назначения и лишь тогда отбрасываешь вилы и с отвратительной руганью бьешь себя по животу. Слепень дохнет и беззвучно падает вниз. На коже остается белый волдырь, который сначала болит, а потом чешется.
Мы долго терпели, но потом решили все-таки, что у нас не так много крови, чтобы раздаривать ее дохлым слепням. Поэтому мы попросили наших девушек следить за слепнями и уничтожать их до укуса. Тата и Барабыкина сначала оскорбились, но потом поняли, насколько это важно.
Они стали работать перехватчицами слепней. Одна наводила другую.
— У Леши на шее! — кричала Тата. — У Яши на боку.
— Не надо! — орал Яша.
Барабыкина прыгала между амбалами и хлопала их по спинам и животам. Она вошла в такой азарт, что я испугался, как бы она не перебила амбалов заодно со слепнями. Яшу она хлопнула по боку так, что он рухнул на копну и минут пять извивался на ней от боли. А слепень все равно улетел, потому что у Барабыкиной плохая реакция.
К концу дня все тело горело от этих ударов, укусов слепней и сена. В волосах полно было трухи. Мы доделали скирду, и машина отвезла нас домой.
После такого пекла окунуться в озеро — это все равно, что попасть из отделения милиции на балет Чайковского «Спящая красавица». Я точно говорю. Хотя ни там, ни там не был.
Мы искупались, и только тут до нас дошло, что первая рабочая неделя кончилась.
Культурный отдых
Первым делом, чтобы иметь средства для отдыха, мы сдали бутылки. Амбалы ползали под нарами и собирали их, как грибы. Бутылок набралось пять ящиков. Мы вшестером понесли их цепочкой к приемному пункту. Дядя Федя был ошеломлен вырученной суммой.
— И чего, спрашивается, мы работаем? — задумчиво спросил он. — Можно месяц прожить на бутылках.
Потом мы стали готовиться к танцам. По субботам в местном клубе танцы. Приезжает ансамбль из военно-спортивного лагеря для трудновоспитуемых подростков. И подростки тоже приезжают. Мальчики пятнадцати-шестнадцати лет. Получаются такие танцы, что с ума можно сойти.
В семь часов мы постучались в окошко к девушкам. Одеты мы были живописно. Яша в тельняшке навыпуск и с платочком вокруг горла. Леша в синем тренировочном костюме, а я в пятнистых джинсах и кедах. Я сначала не хотел идти на танцы, думал, что несолидно. Но меня уговорили.
Девушки уже накрасились и ждали нас. Мы призваны были защищать их от местных хулиганов. Местные хулиганы прибывали на грузовиках из соседних поселков. С ними прибывали девушки с распущенными волосами и в белых брюках. Единственный в поселке милиционер на время танцев скрывался у родственников. Увидев наших девушек во всеоружии, я понял, что нам придется туго. По моим расчетам, местные хулиганы не должны были упустить такую добычу.