Густав и его сестра дали друг другу обещание, что они будут жить всегда так, чтобы их ангелы радовались на них. И как бы в ответ они услыхали в шуме леса и в пении птиц одну величественную, хвалебную песнь Богу: «Да святится имя Твое! Да приидет царствие Твое! Да будет воля Твоя яко на небеси и на земли!»
СОЛНЕЧНЫЙ ЛУЧ В НОЯБРЕ
уравьи все трудились и работали. Им много надобно было сделать. Сначала они должны были плотно заделать свои жилища в своем муравейнике, чтобы зимою быть вполне защищенными от холода. Потом необходимо было обойти все кладовые и убедиться, достанет ли им пищи на пять или на шесть месяцев зимнего заключения. Далее следовало укрепить входы в свой город от нападения неприятелей. Затем надо было очистить дорожки от хвойных игл, и наконец уже влезть на ближайшее дерево и произвести наблюдение над божьим светом, а также поглядеть на облака, и по движению их предугадать приближение зимы!
Кроме всего этого муравьям предстояла еще трудная и печальная работа: им надо было готовить могилу своей умершей великой матери Природе; этим были заняты также и все мельчайшие существа на земле, которых насчитывалось 94 квинтильона, 18 квадрильонов, 400,000 трильонов, 888,000 мильонов, 954,367. Запиши-ка это число! Утверждают что их было столько, но я в точности этого не знаю: быть может их было только 954,367.
Иней уже покрыл поля бесчисленными мильонами жемчужин, которых никто не поднимал. Все поблекшие травы и безлистые деревья стояли уже в печальной траурной одежде; одни только сосны, да ели, всегда одетые в свои темно-зеленые шубы, готовились отряхнуть с себя покрывавший их мох. Ветры — дочери воздуха, сидели в облаках, и рассыпали пушистый снег для покрывала земли. Замерзающие волны с жалобным стоном несли свой плеск к берегам, пока наконец совсем не засыпали под ледяным покрывалом, а маленькие птички, оставшиеся после отлета других, робко пели короткую погребальную песнь под аккомпанемент вечернего шелеста качающихся сосен. Все было так холодно, так пасмурно, так ужасно печально…
Но вот блеснул солнечный луч…
Это был луч настоящего небесного золота и выглянул он из густого снежного облака на блестки инея, на увядшие травы, на безлистые деревья, на темные сосны, на застывшие волны, на маленьких птичек, на трудолюбивых муравьев и на все 94 квинтильона мельчайших живых существ, — сколько именно их было, я позабыл, — и в одно мгновение все изменилось.
— Что же это? — сказал филин, который сидя на флагштоке пытался запеть басом гимн наступавшей осени, начинавшийся словами: «Осень пришла, я слышу шум бури». И какой резкий и неприятный был у него голос, но что же было делать, когда все певчие птицы улетели. — Что это? — продолжал он, — я вовсе не понимаю, отчего так фальшиво пою; я не могу даже прочесть ни одной ноты, когда солнце светит мне прямо в глаза.
— Это ни на что не похоже! — зароптали муравьи, которые только что с большим трудом нанизали иней на подобие жемчуга по стебелькам травы, желая этим придать ей траурный вид. И вдруг теперь этот иней начал таять. — Это совсем ни на что не похоже; теперь будет только слякоть да грязь! Ах, не найдется ли здесь зонтика, которого хватило бы распустить от севера и до юга?
Кузнечик, который целое лето трещал и играл и не думал никогда приниматься за работу, лежал теперь полумертвый от голода, прикрывшись поблекшим осиновым листком. Но пригретый солнечным лучом, он подумал, что снова наступило красное лето, и снова затрещал и заиграл, так что осиновый листок только подпрыгивал над ним, но бедняк стер себе ножки — и таким образом наступил конец его забаве.
Все это видел солнечный луч, блеснувший прямо из темного густого облака. Но он несся на трепещущих крыльях вниз, рассекая прозрачный воздух, и искал кого-нибудь, кого бы мог утешить и обрадовать на земле.
Солнечный луч коснулся замерзшего пруда и блеснул на светлом осеннем льду.
— Нет ли здесь кого, кто скучает? — спросил он.
— Нет, — отвечали собравшиеся школьники, которые шумно и весело катались на коньках, проводя ими резкие узоры на только что застывшем льду, между тем как девочки, стоя на берегу, пробовали ногами пробить первый тонкий лед. Всем им было очень весело.
Солнечный луч скользнул далее и остановился на безлистой березе.
— Нет ли здесь того, кто печалится? — спросил он.