— Зови отца, я ему похлебку вкусную сготовила. И молодая тоже свое чадо кличет:
— Зови отца, я ему похлебку вкусную сварила. Подбежали сыновья к отцу, один с запада, другой с востока, и в один голос ему:
— Иди, отец, отведай маминой похлебки.
Кумбото лишь головой поводит, то на одного, то на другого сына смотрит. Куда же идти, думает: на восток, к старой жене? Тогда молодая решит, что не пленяет больше мужа ее красота. А пойти на запад, к молодой, старая обидится: ни во что, мол, не ставит меня — как-никак главная жена в доме. Скажет, совсем на старости лет сдурел Кумбото: разве может девчонка несмышленая вкусную еду сготовить?! Так к какой же все-таки жене идти? Как ни крути, одной из жен позор и обида выходит.
Сидит, качает головой Кумбото. С отчаянья затянул на своем лягушачьем языке:
Слушают люди, говорят: «Вон лягушка заквакала»,— и невдомек им, что это Кумбото на свою участь сетует: «Беда! Беда!» И по сей день все гадает, куда ж идти. Кто добрый совет даст?
Черепаха и Кабан
Кабан и Черепаха очень дружили и всегда обедали вместе — то Кабан ходил к Черепахе, то Черепаха к Кабану. Но вот Кабану надоело кормить Черепаху, и однажды он сварил обед, кликнул Черепаху, а сам обхватил котел лапами.
Черепаха и так пыталась подступиться к котлу, и эдак — никак ей не дотянуться, и вдруг нечаянно наступила Кабану на лапу.
— Ах вот ты как, я тебя обедать пригласил, а ты мне лапу отдавила! — закричал Кабан.
Черепаха обиделась и ушла, но по дороге придумала, как отомстить.
Назавтра она приготовила обед, взяла веревку, один конец привязала себе к хвосту, другой обмотала вокруг котла и позвала Кабана обедать. Кабан потянулся к котлу, а Черепаха как закричит:
— Ах так, я тебя обедать позвала, а ты мне хвост отдавил!
— Какой же это хвост? — удивился Кабан.— Это веревка.
Так и люди придумывают всякие хитрости, когда хотят кого-нибудь отвадить.
Усу-нетопырь
Много, много веков назад, еще до сотворенья людей, между птицами и зверями шла ожесточенная война. Не участвовал в ней лишь Усу. Но когда ему показалось, что птицы одолевают, он присоединился к их стану. Но тут звери пустились на хитрость: выдернули все деревья на земле, так что птицам стало негде передохнуть, пришлось им летать все время. Тогда Усу перебежал к зверям.
В конце концов два враждующих стана заключили между собой мир. И тут встал вопрос: «Кто же такой Усу? Зверь или птица? Кем его считать?»
Никто не мог решить этот вопрос. Сошлись на том, что он — ни птица, ни зверь.
Усу оказался в одиночестве.
— Раз я не птица, парящая в небе, не зверь, обитающий на земле,— в гневе воскликнул он,— пусть день превратится для меня в ночь, а ночь — в день. Так я и буду жить отныне!
Цыплята Окуку
Матушка Атулу, овца, и ее маленькие ягнята паслись на лугу. И вот налетел коршун Нкво и унес одного из них. Атулу даже не заблеяла.
«Здесь что-то не так,— подумал Нкво.— Не нравится мне ее молчание».
Он опустился и вернул матери ягненка.
На другой день Нкво увидел матушку Окуку, наседку, и ее цыплят. Он медленно заскользил над ними. Окуку заметила его тень и что есть мочи захлопала крыльями. Нкво тут же схватил одного из цыплят и понес его ввысь. Окуку закудахтала и неистово забила крыльями.
«Она истощила все свои силы и уже не опасна для меня»,— подумал коршун.
С того времени он охотился только на цыплят.
Анансе доказывает, что он старейший
Заспорили однажды животные и птицы, кто из них старейший и заслуживает наибольшего уважения. Каждый твердил:
— Я — старейший.
Спорили они, спорили и наконец решили — обратимся к судье. Добрели они до дома паука Анансе и сказали ему:
— Никак не можем рассудить — кто из нас старейший.
Тогда призвал Анансе своих детей, принесли они скорлупу ореха кешью. Уселся в нее Анансе, да с таким важным видом, точь-в-точь вождь, восседающий на изукрашенной резьбой скамеечке.
Первой заговорила цесарка:
— Я самая древняя из тварей земли и воздуха. Когда появилась я на свет, в саванне случился огромный пожар. Во всем мире не было ни одного живого существа, некому было тушить пожар, вот и вбежала я в огонь и начала затаптывать его ногами. Ноги у меня обгорели, с тех пор они — багровые.
Посмотрели все на ноги цесарки, и впрямь багровые. Затем заговорил попугай: