Не осмелились царевичи отцу возразить, никогда его в таком гневе не видели и оробели. Что ж, делать нечего, выехали они в широкое поле и пустили стрелы в разные стороны. Потом крепко обнялись, попрощались друг с другом, сели на добрых своих коней и отправились по белу свету судьбу искать… Куда стрелы привели двух старших сыновей – про то неведомо. А младшему Ивану-царевичу долго пришлось плутать и наконец нашел он свою стрелу в дальнем болоте. Лежала она на мшистой кочке, а рядом сидела лягушка и так смотрела на Ивана, будто лишь его дожидалась. Изумился царевич, невольно попятился… А лягушка вдруг заговорила с ним человеческим голосом, стала рассказывать про свое несчастье – злое заклятье колдуна, превратившего красну девицу в лягушку. И еще уверяла, что никогда царевич не пожалеет, если возьмет ее в жены. Но прочь убежал Иван, не оглядываясь. Пуще отцовского гнева испугался он людских насмешек, слыханное ли дело – ему, царскому сыну пойти под венец с такой невестой! А может, это нечисть болотная так морочит, хочет его обвести?
Закручинился он, но ничего не поделаешь… Стал думать и гадать, как же ему теперь быть? Домой вернуться не посмел. Проницателен был царь, сразу понял бы: сын в глаза его обманывает, говоря, что не нашел свою стрелу. И все равно, как грозился, прочь из дома выгонит. Поехал тогда Иван-царевич, куда глаза глядят, сам не зная, на что надеясь. Долго странствовал он в чужих землях… Уж и лето прошло, задули холодные ветры. Истрепалось в пути богатое платье, сносились сафьяновые сапоги, давно сменял он на хлеб серебряную уздечку, и не раз уносил его верный конь от лихих разбойников. Негде ему было преклонить свою бедную голову и уж не чаял он пережить лютую зиму. Дня теперь не проходило, чтобы не вспомнил Иван-царевич про чудесную лягушку и свою вину – да где ж ее искать, как грех избыть? Убегал-то он без оглядки, себя не помня. Чуть в болоте не увяз, только б не видеть, как безутешно она заплакала над его стрелой.
Наконец, дорога привела его в те края, где жил вдовый царь со своей Марьюшкой. И услыхал Иван от здешних людей, что никак не сыщется достойный жених для их царевны. Тогда, помолясь усердно, отправился Иван-царевич прямо во дворец, поклонился царю в ноги, открыл свое имя и рассказал, что ищет по грозной воле отца свою суженую. И про стрелу, которую не смог нигде отыскать и долг свой не исполнил… Царь от души ему поверил и просил Ивана быть дорогим гостем, пожить у них, сколько пожелает. А Марья-царевна, бывшая тут же со своим рукодельем, не сводила с него восхищенных глаз. И до того он пришелся ей по сердцу, что она разрумянилась и даже похорошела. А он в скитаниях так натерпелся, что о лучшей доле и мечтать не смел. Царь не мог поверить своему счастью, что и дочка наконец пристроена, и у него гора с плеч! Послали, не мешкая, к дальнему царю гонца с письмом от сына, в котором он просил отцовского благословения, и вскоре сыграли веселую свадьбу.
Стали они жить да поживать в мире и полном меж собой согласии – царь все не мог на молодых нарадоваться. А уж когда родилась внучка, устроил настоящий пир горой! Такая радость ему и утешение на старости лет. А Бог даст, еще и внука дождется. Все устроилось так ладно, что и мечтать больше не о чем. Сбылось все-все, как Марьюшка еще в детстве загадала… Лишь иногда печалило, что ее милый Ванюша не торопится навестить своего отца и представить ему невестку, как у людей исстари заведено.
«Будто в ссоре они или он опасается чего? То ему жара помешала, то осенняя распутица… Скажет только: "После, Марьюшка, не время сейчас." Или делами отговорится – а какие у него дела? Все ведь наперечет. Но куда хуже, если сядет у окна и скучает, за день словечка не вымолвит. Хорошо, я всегда рядышком! Спою ему ласково, русые кудри можжевеловым гребешком расчешу – сила в нем целебная. Да поднесу пряного сбитню. Он лицом и помягчеет, снова развеселится.
Иной раз думаю – пусть бы Ванюша на охоту отправился, все ж развлечение, но нет… Душа, говорит, не лежит. Свой лук и стрелы еще до свадьбы в оружейный сундук запрятал. Даже батюшка, уж на что стар, а и то, по свежей пороше, когда егеря зайцев спугнут, велит седлать Каурого и едет посмотреть охоту. Я иной раз ему пеняю – не грешно ли им ради потехи губить невинных зверюшек? Хотя, правду сказать, перепела с брусничным взваром очень хороши! Да и сама от мягкой заячьей шубки не отказываюсь… Зато у моего Ванюши не только на зайца или тетерева, а и на самую мелкую птаху рука не подымется.