- Пушкин полагал, что диплом исходит от Геккерна, который хотел этакой местью отвлечь его внимание от его приемного сына.
- Он же не мог вызвать его величество.
- Да и повода не было. Но ближайшими виновниками сплетен были Геккерны, отец и сын. Пушкин и вызвал Дантеса осенью, тот взял и женился на его свояченице. Скорее всего это он сделал, уступая желанию приемного отца, который хотел избежать дуэли во что бы то ни стало. Он приносил себя ему в жертву. Князь Вяземский его, по крайней мере, так понял. Но часть общества захотела усмотреть в этой свадьбе подвиг высокого самоотвержения ради спасения чести госпожи Пушкиной. Но, конечно, это только плод досужей фантазии, возбуждаемой умело Геккернами. Ничто ни в прошлом молодого человека, ни в его поведении относительно нее не допускает мысли ни о чем-либо подобном, говорит князь Вяземский. Во всяком случае, это оскорбительное и неосновательное предположение дошло до сведения Пушкина и внесло новую тревогу в его душу. Он увидел, что этот брак не избавил его окончательно от ложного положения, в котором он очутился. Дантес продолжал стоять, в глазах общества, между ним и его женой и бросал на обоих тень, невыносимую для щепетильности Пушкина.
- О, чернь!
- Свадьба, в которую Пушкин не верил, к удивлению всех, как ни странно, свершилась. Но Дантес продолжал, в присутствии своей жены, подчеркивать свою страсть к госпоже Пушкиной. Городские сплетни возобновились и оскорбительное внимание общества обратилось с удвоенной силою на действующих лиц драмы, происходящей на его глазах. Положение Пушкина сделалось еще мучительнее... Словом, дуэль была неизбежна. Пушкин написал оскорбительное письмо к барону Геккерну, считая его главным виновником его бедствий. Однако вызов пришел от Дантеса, Геккерн-отец спрятался за спиной приемного сына, вынужденный на этот раз рисковать его жизнью ради спасения своей? Пушкину, очевидно, было неважно, с кем из них стреляться.
- А как происходила дуэль?
- Противники приблизились к барьеру, целя друг в друга. Дантес выстрелил первым. Пушкин упал на шинель, служившую барьером, и не двигался, лежа лицом вниз. Вдруг он приподнялся и сказал: "Подождите, у меня хватит силы на выстрел". Опираясь левой рукой о землю, Пушкин правой рукой уверенно прицелился, раздался выстрел. Дантес в свою очередь упал. Пуговица мундира спасла его от более тяжелой раны или смерти.
- За десять шагов?
- За пятнадцать шагов. До барьера по пять шагов. Да, за десять шагов. Пушкин после выстрела подбросил свой пистолет и воскликнул "браво"! Его рана была слишком серьезна, чтобы продолжать поединок; он вновь упал и на несколько минут потерял сознание, но оно скоро к нему вернулось и больше уже его не покидало. Придя в себя, он спросил д’Аршиака: "Убил я его?" - "Нет, - ответил тот, - вы его ранили". - "Странно, - сказал Пушкин, - я думал, что мне доставит удовольствие его убить, но я чувствую теперь, что нет. Впрочем, все равно. Как только мы поправимся, снова начнем".
- Замечательно! - Лермонтов, казалось, был полон восхищения.
- Когда его привезли домой, доктор Арендт и другие после первого осмотра раны нашли ее смертельной и объявили об этом Пушкину, который потребовал, чтобы ему сказали правду относительно его состояния.
В соседней комнате, как всегда под вечер, собирались друзья и родные Лермонтова, и кто-то из них принес слух, который распространился по городу еще 28 января, о смерти Пушкина. Муравьев уехал. Лермонтов не хотел никого видеть и ни с кем говорить, казалось, силы оставили его, и он впал в беспокойную дрему со всякого рода видениями, между тем он проговаривал стихи, целые строфы, - и эта горячка и творчество приостановились было, когда ему объявили о ложности слуха о смерти Пушкина. Но это состояние - болезни и отсутствия мыслей в голове, безмолвного ожидания неизбежного - было еще хуже. Лишь под утро он заснул. Когда он пришел в себя, был день, тишина стояла в доме и по всему городу. И по тому, как в голове снова зазвучали стихи, те же самые, о Пушкине, он понял, что поэт умер.
ГЛАВА V
«Смерть Поэта». Арест
1
Лермонтов усаживается к столу с просиявшими от волнения глазами и набрасывает отдельные строфы, произнося их время от времени вслух, а в соседней комнате продолжается обсуждение прискорбного события и вообще жизни Пушкина.
В соседней комнате замолкают, прислушиваются и переглядываются. У Лермонтова ломается карандаш, он бросает его, карандаш ударяется об стену; Шан-Гирей поспешно и привычно берет очиненные карандаши и вносит их в комнату Лермонтова, показывая всем своим видом, что он не намерен ему мешать. Лермонтов, расхохотавшись по привычке над учеником Артиллерийского училища, грозно вспыхивает глазами:
Карандаш ломается и летит в сторону, Шан-Гирей бросается за ним и, отступив, чинит его.
Карандаш ломается с треском пополам. Шан-Гирей подсовывает очиненный карандаш, Лермонтов глядит на брата с нежностью, прозвучавшей и в его голосе:
Шан-Гирей, забывшись, заговаривает:
- О Ленском вспомнил, Мишель? Мне-то больше нравится Евгений Онегин.
Лермонтов, рассмеявшись, задумывается: