Но нездешняя страсть губит княжну, впрочем, как всякая страсть, и жизни земной приходит конец.
Выправив список, в конце тетради поэт записывает Посвящение.
Это Посвящение не выносится вперед и вообще не приводится при издании поэмы "Демон"; оно кажется невнятным, темным, мало связанным с содержанием поэмы, поскольку вся история любви Лермонтова и Вареньки Лопухиной утаена, неведома, но ныне, когда многое для нас прояснилось по знакам, каковые сам поэт оставлял всюду, мы видим, что Посвящение и поэма смыкаются, полные глубочайшего смысла, как "Новая жизнь" и "Божественная комедия" Данте.
Автобиографическое и религиозно-мифологическое содержание миросозерцаний Лермонтова и Данте при всем различии сходны в одном: любовь земная и вера не противопоставлены, как в Средние века, а сливаются, и этот синтез, пусть ненадолго, достигается в эпоху Возрождения. И, становится ясно, Демон Лермонтова - это воплощение ренессансного типа личности, то есть это высший прототип человека, каковыми ощущали себя мыслители и художники эпохи Возрождения, каковыми они жаждали быть и терпели крах.
Лермонтова назовут - в порицание - поэтом сверхчеловечества, не подозревая о том, что отмечают возрожденческий характер его личности и поэзии.
Могучая воля, стремление объять все мироздание в череде веков, жажда жизни и с небом гордая вражда, поскольку человек сознает себя равным и ангелам, и Богу в познании всего сущего и как творца, - это все черты ренессансного миросозерцания, и они-то определяют жизнь и творчество Лермонтова, не узнанные как таковые ни им, ни его современниками, что, вместо восхищения, возбуждало лишь порицания и преследование верховной властью, носительницы феодальной реакции.
Дата окончания поэмы "Демон" - 8 сентября 1838 года.
Лермонтов почувствовал радость и свободу, как бывает, когда художник завершает свой труд. Он забегал и запрыгал, как ребенок. Случилось по ту пору, откуда-то попалась ему в руки маленькая сабля, и он отправился на смотр с нею, вместо сабли обычных размеров. Великий князь Михаил Павлович отобрал у него саблю, отдал ее детям поиграть, а Лермонтова посадил под арест на срок больший, чем обычно. Он не скучал, его навещали друзья, но бабушка, от которой скрыли поначалу об аресте, начала беспокоиться и, в конце концов, слегла.
В это время в Петербурге поселилась одна из московских тетушек Лермонтова Елизавета Аркадьевна Верещагина, мать Сашеньки Верещагиной, вышедшей замуж в Штутгарте за барона Хюгеля. Она постоянно сообщала новости о Лермонтове дочери, переписывала его стихи и посылала ей, зная, что ей это приятно и чтоб не забывала читать по-русски.
"Миша Лермонтов сидел под арестом очень долго, - писала Елизавета Аркадьевна дочери. - Сам виноват. Как ни таили от Елизаветы Алексеевны - должны были сказать. И очень было занемогла, пиявки ставили. Философов довел до сведения великого князя, и его к бабушке выпустили. Шалость непростительная, детская".
Лермонтов, оставив на время мысли об отставке, как пишет он к Марии Александровне, "просил отпуска на полгода - отказали, на 28 дней - отказали, на 14 дней - великий князь и тут отказал. Все это время я надеялся видеть вас.
Надо вам сказать, - продолжал он, - что я несчастнейший человек; вы поверите мне, когда узнаете, что я каждый день езжу на балы. Я пустился в большой свет. В течение месяца на меня была мода, меня буквально рвали друг у друга. Это, по крайней мере, откровенно. Все эти люди, которых я поносил в своих стихах, стараются льстить мне. Самые хорошенькие женщины выпрашивают у меня стихов и хвастаются ими как триумфом. Тем не менее я скучаю. Просился на Кавказ - отказали, не хотят даже, чтобы меня убили".
Его тянет в Москву. До него доходят слухи о болезни Варвары Александровны; он весел и полон отчаяния, не зная, чем себя занять, ибо светские увеселения, как ученья и маневры, приносили лишь усталость.
4
Еще осенью в Царском Селе, в дни завершения поэмы "Демон", Лермонтов познакомился с Карамзиными; он им понравился, а Софи Карамзина нашла, что он мил, - редкий случай, чтобы поэт повел себя, как дома, в своем кругу. Он принимал участие во всех увеселениях, прогулках, кавалькадах и даже собирался выступить в качестве актера в спектакле, но в это-то время был посажен под арест великим князем Михаилом Павловичем на пятнадцать суток за детскую шалость с короткой саблей, просидел больше - двадцать один день, пока не обратился с письмом к Философову из-за болезни бабушки, и тот замолвил за него слово перед великим князем.
Уже в Петербурге у Карамзиных Лермонтов читал поэму "Демон", о чем сообщает в письме к замужней сестре Софи Карамзина: "В субботу мы получили большое удовольствие - слушали Лермонтова (он у нас обедал), который читал свою поэму "Демон". Ты скажешь, что название избитое, но сюжет, однако, новый, он полон свежести и прекрасной поэзии. Поистине блестящая звезда восходит на нашем ныне столь бледном и тусклом литературном небосклоне..."
О Лермонтове заговорили в свете, и он всюду стал желанным гостем.
На вечере у графа Виельгорского Лермонтов вновь встретил графа Соллогуба, с которым познакомился у Карамзиных и который здесь чувствовал себя, как дома. Хозяйка Луиза Карловна, дочь некогда всесильного герцога Бирона, мрачной фигуры в русской истории, и три ее дочери привечали графа Соллогуба совершенно по-дружески, явно посмеиваясь над ним, поскольку граф одевался франтом, то есть ярко и вызывающе, против обычного вкуса, а держался и разговаривал при этом небрежно и свысока, как всезнайка-студент, недавний выпускник Дерптского университета, словом, он производил впечатление милого, - он был собою недурен, - бестолкового молодого человека с титулом, который все скрадывал.
Входя в гостиную, граф Соллогуб громко воскликнул:
- А, Михаил Юрьевич!
Барышни рассмеялись: ведь так звали папеньку, который вышел, представив им Лермонтова: "Тот самый Лермонтов", как личность известную ныне всем. Вынужденный всюду явиться с необходимыми визитами, Лермонтов вскоре обнаружил, что круг его родственников и светских знакомых расширяется на глазах, чему отнюдь он не был рад, поскольку пребывал в грусти и тоске.