Глушь кругом, аж в ушах свист: то называется мертвенной тишиной, на Руси такой не бывает. Устал идти, ведь по камнищам то вверх, то вниз карабкаться приходится. Тем паче тьма наступает, которая в здешних краях делает это торопливо. Лег -- любуется на проявляющиеся в небесах звезды. Среди галактик по небу то и дело НЛО шныряют разноцветные. Да, подумал Миша, даже там теперь неспокойно... и с этой мыслею уснул.
Снится солдату его оставленная часть, которую бешеные исламисты окружили и бомбят из всех видов вооружения. И все это наш странник наблюдает с высоты птичьего полета, на дроне сидючи, и почему-то как дурак лыбится. Опомнился: как же так я оставил своих собратьев, корит себя парень, ведь теперь каждый штык наперечет... Сдезертирствовал, остался теперь без Родины, ума и чести! И тут командир снизу кричит: "Жульенов, мать твою так! - (такая у Миши фимилья) - Ты почему пост оставил, раскудрит тя в лопатку?!"
Проснулся Миша в холодном поту. Прокричал в пустоту:
- Скотина ты, Жульенов!
И лишь только небо молчало в ответ. Еще до рассвета солдат отправился в дальнейший путь по каньону. Едва Солнце коснулось верхушек скал, вышел путник к городу пещерному. А у ворот часовой стоит. Взял Миша наизготовку дронов винт, ближе подходит, а тот недвижим яко столб соляной. Пригляделся: Господи-боже, да это ж камень! Стал Миша обследовать пещеры, и кругом ему встречаются окаменевшие солдаты, вельможи, да и простой люд. Зашел в самую большую из пещер -- а там...
Стол там стоит, яствами да винами уставленный. Эх, сказал себе Миша, была -- не была, пусть даже казнят, хоть от пуза нажрусь! Наелся-напился солдат, хотел было отвалиться -- тут шум. И входит красавица в шелках, а позади нее свита. Говорит женщина на чистокровном русском языке:
- Я местная шахиня. А ты, по физиономии смотрю, вроде как мой земляк.
У Миши и впрямь морда русского Вани.
- Неужто вы из Руси, любезная? - Учтивничает Миша.
- Было дело... А как же ты попал сюда, служивый? - Вопрошает шахиня.
Миша и рассказал: про рай рукотворный советский, про шейха, про сад оливковый и дрон. А про дезертирство свое умолчал.
- А-а-а... - Заявила красавица. - Знаю, знаю. То злодеи из Пиндостана лютуют. Хотят у нас на Востоке подобие ада создать -- вот и вредят.
И свою историю поведала красавица. Вышла замуж за ассирийца, с которым познакомилась на курорте турецком. Он царство сулил, а оказалось, муж -- шах этого пещерного города. Дыра дырой, да к тому же в такой глуши. Давным-давно, еще при македонском царе Александре, город процветал, здесь был центр астрологии, алхимии, метафизики, а так же других заумных наук. Мужа убили в очередной междоусобной войне, пришлось стать шахиней Василисе (так красавицу звать). Пришла одна беда -- раздвигай но... то есть, отворяй ворота. Напасти на город пещерный стали сыпаться одна за другой яко из рога изобилия. Вот верно, судит Миша.
Так вот, продолжает шахиня. К пещерному городу однажды нечистая сила подступила. Сначала держали оборону, но лукавые наслали на жителей вирус неведомый, от которого каменеют. Почти все окаменели, разве только Василиса с небольшой свитой каким-то чудом иммунитет обрели. Теперь вот ждут новой напасти. Хотели и Мишу пулей снайперской взять, ибо вначале посчитали: он тоже шайтанов засланец. Но сердце красавицы подсказало: надо погодить.
- А вот тебе, - торжественно заявляет Василиса, - священная книга ассирийского народа. Иди в храм пещерный и читай ее. Просто читай три ночи кряду. Искушения, страсти тебя одолевать будут -- читай до третьих петухов. Три ночи продержишься -- город священный ассирийский спасешь, и тогда замуж за тебя выйду.
- Ну, что ж, - отвечает Миша, - читать -- невеликая наука.
Но врет солдат. На самом деле не большой он любитель читать. Непривыкший Миша к наукам, а от одного только книжного запаха мужика воротит. Раскрыл фолиант -- там тарабарщина. Но что делать: взялся за гуж -- не говори, что не муж.
В первую ночь стали одолевать Мишу погибшие в боях страшных товарищи: "Сдайся силе непреклонной, брось читать..." Потом командиры упрекать принялись за дезертирство. Следом мать родная укоряет за предательство Родины. Но терпит, терпит вояка, знай себе дундит. Так до третьих петухов и устоял.
Утром на свет Божий из темной пещеры выбрался -- тут и стол накрыт. Утробу набил, напился вина хмельного и провалился в небытие. Очнулся: Василиса со свитою стоят, готовы вновь в храм пещерный препроводить. И все молча, без никаких слов.
Вторую ночь налетели дроны несметные: кружатся, страху нагнетают. Возник шейх, корит: "Что ж ты, солдат русский, допустил нарушения сада оливкового, да потом и убег? Проклятия мерзкого ты достоин, неверный!" Понимает Миша: наваждение это все. И не бросает читать, крепится. Так до третьих петухов и дотерпел. Снова, выбравшись, напился-наелся и вырубился напрочь. Проснувшись, увидел Василису со свитой, которые готовы его опять в храм пещерный затолкать. Смалодушничал Миша: хотел сбежать хотя б куда... чует, что третья ночь последней будет в его жизни непутевой. Но крепко его евнухи за локти держат, не дают увернуться и слинять. И все молчком, молчком. Только затылком солдат чуял тяжелый взгляд красавицы, когда во мрак заходил.
Перед началом чтения Миша вспомнил старые предрассудки: очертил себя кругом, трижды перекрестился и плюнул через левое плечо. И началось. Ведьмы, вурдалаки, черти с ладаном да ангелы падшие из углов выныривают и как бы атакуют, издавая при этом неприличные звуки. Но Миша читает, не сдается, лишь краешком глаз сечет все это безобразие. За ними появились злобные духи всех евразийских злодеев: Тимура, Малюты Скуратова, Лаврентии Берия, Усамы Бен Ладена, Брейвика... Набрасываются, зубами вострыми скрипят, но терпит, терпит Миша танец смерти. А после принялись налетать бабы голые, и каждая прелестями соблазняет. Да еще и ласкают парня нашего за все места... вот это искушение! Отмахнулся солдат от страшной красоты и пуще прежнего долдонит. Тут слышит: "Самого, самого зовите!" Да, думает солдат, сейчас сам сатана придет -- и будет мне капец...
И появляется тот, на которого Миша даже краешком глаза глянуть боится. Это же самое страшное, когда неизвестно что. Это Нечто будто обволакивает, хочет в себя затянуть. Чует Миша: там, куда засос творится, вечная комната с тараканами. Еще пуще читает солдат тарабарщину, не сдается. И тут -- петухи третьи! Как раз последняя страница священной книги закончилась. Луч света проник в храм пещерный -- и все страхи земные развеялись, только легкая розовая дымка осталась.
Выходит Миша наружу: а там толпы ликующего народу. Впереди всех Василиса стоит по параду одетая. Заявляет шахиня:
- Мишка, Мишка, где твоя улыбка? Спас ты народ наш, все окаменевшие к жизни вернулись! Теперь я твоя во веки веков, а ты -- шах великий, вот. Добра наживать нам не надо, у нас и так все уже есть, а вот счастья человеческого не мешало бы...
И стали Миша с Василисой править во славу Божию -- неважно, Аллахом Его звать, Святой Троицей, Атманом или Яхве. И пошли у них детки. Жаль только, выросли все обалдуями, гламурными светскими львицами, да тормозными мажорами. Но это уже совсем другая история.
ДАРЬЮШКА
Жил в одном поселке лесопромышленник Херов (ударение на втором слоге), некрупный, но крепкий и деловитый. Случилось у него горе: умерла супруга любезная. Осталась дочь, Дарьюшка, одна в жизни радость. Херов все на делянках пропадает да на нижних складах и пилорамах руковОдит, а, чтоб Дарьюшка под приглядом была, взял себе из соседнего поселка новую жену, Катерину.
Она моложе прежней, и у той тоже дочь, Изольда. Ну, думает Херов, теперь в доме лад будет. Так все вдовцы полагают, хотя сказки этому не учат. Катерина же свои порядки завела, при которых Изольда -- прынцесса, Дарьюшка же Херова -- прислужница. Херов все дни на работе, ведать не знает, что под крышей дома на самом деле творится, Дарьюшка боится стукнуть отцу, ибо мачеха в страхе держит, загнобить грозит. А приедет тятенька ночевать -- все как бы мирно, спокойно, одна лепота.