Уильям Тенн.
Голова Медузы
Смелостью дыша,
Это в их счастливые сборища
Шагнул, предводимый Афиною,
Сын Данаи.
Он убил Горгону.
Он принес островитянам
Ту голову, пеструю от змеиной гривы, —
Каменную смерть.
От куска пергамента, на котором большими, расплывшимися буквами были написаны эти слова, дурно пахло. «Впрочем, как и от всего остального в этой квартире», — мрачно подумал Перси С. Юсс. Пергамент был размером с носовой платок. Молодой человек повертел его в пальцах — от прикосновения к клочку кожи возникло какое-то странное, необъяснимое ощущение.
На обратной стороне пергамента еще оставалось несколько коричневых шерстинок, прилипших к небрежно выделанной поверхности. Кто-то, по всей вероятности, взял на себя неблагодарный труд забить и ободрать несчастное животное — и все только ради того, чтобы нацарапать на коже перевод малоизвестных стихов давным-давно умершего поэта.
Похоже, в этих трех комнатах раньше жила довольно эксцентричная личность!
Перси бросил кусок мертвой кожи в кучу прочего разнообразного барахла. Невообразимо, чего тут только не было — от поношенных балетных туфель до четырех деревянных ножек стула, вероятно, отсеченных хорошо наточенным топором, о чем говорил идеально гладкий срез.
Ну и коллекция!
Он покачал головой, сметая мусор метлой, обнаруженной в кухне, в большую кучу. Безопасная бритва, щипцы для завивки, масса блокнотов, исписанных странными неразборчивыми каракулями... А вот еще и запертые чемоданы, составленные штабелем... На самый верхний Перси только что водрузил и свой собственный.
Конечно, у даровой квартиры углы, если так можно выразиться, не вынюхивают. Однако его не переставала изумлять беспечность предыдущих жильцов: ведь они даже не позаботились о том, чтобы, уходя, забрать свое имущество. У Перси снова возникло необъяснимое ощущение — такое же, как и тогда, когда он впервые увидел пергамент.
Может быть, они бежали, не уплатив за жилье? Да нет, не похоже! При столь мизерной квартплате не нужно даже быть совладельцем полуобанкротившейся забегаловки, чтобы не иметь особых проблем. Именно из-за невероятной дешевизны Перси и полез без торгов в бумажник — полез за теми самыми тридцатью пятью долларами, которые потребовала хозяйка. В течение нескольких лет скитался он по убогим меблированным комнатам и наконец нашел подходящую квартиру — можно сказать, бесплатную!
Счастливый обладатель вожделенного жилья, он удовлетворенно вздохнул. Да, здесь скверно пахнет, комнаты завалены мусором, и нужно по крайней мере дня два, чтобы все привести в порядок, но это — его квартира!
Перси опять с энтузиазмом взялся за метлу.
Дверь внезапно открылась, и без стука вошла миссис Даннер. Из гостиной, где Перси сгребал в кучу мусор, он разглядел основательно помятую тяжкой жизнью и алкоголем старую леди, выполнявшую одновременно функции уборщицы, управляющего, и агента по недвижимости. В руке ее болталась наполовину опорожненная бутылка виски — вещественная эпитафия тридцати пяти долларам, что не так давно еще принадлежали Перси.
Хозяйка прислонилась к стене, предварительно ласково погладив ее, как будто та могла испугаться и отпрянуть.
— Славная квартирка, миленькая квартирка, ты мне денежки приносишь, — пробормотала миссис Даннер. — Они приходят и уходят, приходят и уходят, но ты... ты всегда остаешься со мной. И всякий раз Мэрибелл Даннер зарабатывает еще на дюжину бутылочек. Любимая моя квартирочка... ты моя... Бульк!
Последнее слово, как понял Перси, с суровым видом входя в кухню, вовсе не было неким выражением нежности, на ходу придуманным миссис Даннер, а всего лишь обычным звуком хорошего глотка виски — подобным образом хозяйка часто прерывала свою речь.
— Чудесная квартирка! — продолжала миссис Даннер, потираясь спиной о грязную стену, словно котенок, который давно стал взрослым, но так и не превратился в кота. — Домовладельцы платят мне столько, что и канарейку не прокормишь, а дети о своей старой мамочке совсем не заботятся. Зато уж ты мне помогаешь, верно? Ты не даешь мне... бульк!.. Каждый новый жилец...
Она вдруг опустила бутылку, очередным глотком из которой собиралась по обыкновению прервать свою речь, и подалась вперед, удивленно моргая покрасневшими глазами.
— Вы еще здесь?