Дома подводного города содрогнулись, как от землетрясения. Хрустальный купол дворца разбился и распался дождем из тысяч сверкающих осколков. Камни стен задрожали и начали вываливаться. И увидев, как рассыпается в прах то, что стояло с тех самых пор, как растаял Великий Лед, Тауно содрогнулся.
Он заметил, что вдалеке появился его отец верхом на касатке: для нее во дворце было отдельное, заполненное воздухом помещение, и никто другой, кроме отца, не посмел бы ее оседлать. Король вооружился одним лишь трезубцем, но был полон достоинства и величия. И все вокруг услышали его голос:
— Ко мне, народ мой, ко мне! Быстрее, пока все мы не умерли! Не спасайте других сокровищ, кроме детей своих — скорее, скорее, если вам дорога жизнь!
Тауно тряс Ринну и Ракси, пока они немного не пришли в себя, и велел им присоединиться к остальным. Король, разъезжая вокруг и собирая воедино свой объятый ужасом народ, успел лишь хмуро сказать ему:
— Ты, полусмертный, чувствуешь это не более, чем мой конь. Но для нас эти воды отныне запретны. Для нас свет будет сверкать, колокол греметь, а голос — произносить проклятия до самого Конца Света. Мы должны спасаться бегством, пока у нас еще есть силы, и искать новый дом — очень и очень далеко отсюда.
— Где мои брат и сестры? — спросил Тауно.
— Они далеко от города, — ответил король. Его голос, только что гремевший, стал мрачным и безжизненным. — Мы не можем их дожидаться.
— Зато я могу.
Король сжал рукой плечо сына.
— Я рад этому. Эйджан и Ирин нужен кто-то постарше Кеннина, чтобы опекать их. Мне неведомо, куда мы направимся — быть может, позднее вы отыщете нас, а быть может... — Он потряс своей золотой гривой, и лицо его исказилось мукой. — Все уходим отсюда! — крикнул он.
Оглушенные, потрясенные, почти не имея при себе инструментов или оружия, обнаженные люди моря последовали за своим повелителем. Тауно, стиснув рукоятку гарпуна, застыл на месте и не двинулся, пока они не скрылись с глаз. Рухнули последние камни королевского дворца. Лири превратился в развалины
3
За восемь прожитых в море лет прекрасная Агнетта родила семерых детей. Русалки за такое же время рожают больше, и, возможно, невысказанное презрение морских женщин не в меньшей мере помогло ей вернуться на землю, чем притягивавший ее вид бревенчатых домиков с тростниковыми крышами и колокола маленькой церкви.
Хотя морской народ, подобно прочим нелюдям, не знал смерти от старости (словно Тот, чье имя они не произносили, возместил им таким образом отсутствие бессмертной души), жизнь его имела и суровую сторону. На них охотились акулы, касатки, кашалоты, скаты, морские змеи и десяток разных видов хищных рыб; те же существа, на которых охотились они сами, тоже зачастую были опасны. Коварство ветра и волн могло стать для них смертельным, равно как и ядовитые зубы и шипы. Холод, слабость и голод уносили многих, особенно в юном возрасте, и они были вынуждены считаться с тем, что выживают лишь немногие из родившихся детей. Королю повезло — возле его дома было лишь три могилы, на которых постоянно цвели морские анемоны — им не позволяли умереть.
Четверо его оставшихся детей встретились среди руин Лири. Их окружал хаос обломков дворца, а в отдалении, виднелись остатки домов поменьше. Сады уже начали увядать, стада рыб — разбегаться, а крабы и омары копошились в кладовых, словно слетевшиеся к трупу на берегу вороны.
Королевские дети встретились перед главным входом дворца. Венчавший его ранее альбатрос лежал с разбитыми крыльями, статуя лорда Эгира упала лицом вниз, а над ней возвышалась улыбающаяся статуя леди Рэн, некогда завлекавшей мужчин в свои сети. Вода сильно похолодела, а поднятые штормом волны пели городу Лири Поминальную Песнь.
Дети подводного короля были обнажены, как это и принято у морского народа кроме тех дней, когда начинались праздники, зато у каждого имелись нож, гарпун, трезубец и топор из камня или кости, чтобы отгонять прочь те опасности, что уже кружили в отдалении, все теснее смыкая кольцо. Никто из королевских детей не выглядел в точности как морской житель, но старших троих отличали высокие скулы, раскосые глаза, и юноши были безбороды, как и их отец. Хотя мать и научила их датскому языку и некоторым датским обычаям, все они сейчас разговаривали на языке морского народа.
Тауно, старший среди них, заговорил первым.
— Мы должны решить, куда направиться. Смерть было трудно удерживать на расстоянии еще тогда, когда с нами был весь наш народ. Мы не сможем долго справляться с ней в одиночку.