Он не понял смысла ее слов.
— Не надо. Я не могу тебе помочь, и если не по другим причинам, то от холода ты наверняка погибнешь... Дай мне подумать... Ага!
— Что ты придумала?
По ее интонации он понял, что она не хочет напрасных надежд.
— Сможешь шепнуть несколько слов Нильсу?
— Разве что когда его выведут на казнь. Они наверняка притащат меня посмотреть.
— Тогда... если сможешь сделать так, чтобы тебя никто не услышал, передай ему, пусть воспрянет духом и приготовится сражаться. — Тауно на минуту задумался. — Нужно будет отвлечь их внимание от воды. Когда они уже соберутся надеть петлю на шею Нильса, пусть он начнет изо всех сил сопротивляться. И ты тоже — бросайся на них, царапай, кусай, пинай, кричи что есть мочи.
— Ты думаешь, что... ты и в самом деле веришь... Я сделаю все, что смогу. Господь милосерден, раз он... позволит мне умереть рядом с тобой!
— Только не это! Не рискуй собой! Если на тебя набросятся с ножом — уклонись, умоляй о пощаде, И укройся, чтобы не пострадать в схватке. Мне не нужен твой труп, Ингеборг, мне нужна ты.
— Тауно, Тауно! — Ее губы стали искать губы юноши.
— Я должен уйти, — прошептал он ей в ухо. — До завтра.
Он вернулся в море с той же осторожностью, с какой покинул его. Мокрое тело Тауно промочило ее одежду насквозь, и Ингеборг решила, что лучше всего будет остаться под полуютом, пока одежда не высохнет. Уснуть она все равно бы не смогла. Она встала на колени.
— Слава Господу Всевышнему, — произнесла она, запинаясь. — Слава Тебе, Пресвятая Дева, в милости Твоей... Ты ведь женщина, Ты поймешь... ведь с Тобой рядом Господь...
— Эй, ты! — крикнул моряк. — Кончай этот треп. Что, в монашки подалась?
— Хочешь, я стану твоим божественным женихом? — осклабился моряк с мачты.
Голос Ингеборг смолк, но душа ее не могла успокоиться. Вскоре часовые позабыли о ней. Вокруг корабля закружили десятка два дельфинов. В ночных сумерках за их спинами виднелся пенный след, хотя двигались они поразительно бесшумно, выставив над водой похожие на острие оружия плавники.
Моряки вызвали из каюты Ранильда; тот нахмурился и подергал себя за бороду.
— Не нравится мне это, — пробормотал он. — Клянусь х... святого Петра, как мне хотелось наколоть тогда на пики тех двух выродков. Они замышляют недоброе, будьте уверены... Впрочем, вряд ли они станут топить шлюп. Как они тогда перевезут золото? Не говоря уже об их дружке и этой суке.
— А может, нам и Нильса пока не убивать? — засомневался Сивард.
— М-м-м... нет. Надо показать этим сволочам, что мы не шутим. Крикни лучше в море, что если они и дальше не оставят нас в покое, Ингеборг-Треску будет ждать нечто похуже повешения. — Ранильд лизнул палец и поднял его вверх. — Я чувствую ветерок. Надо будет отплывать на рассвете, как только подвесим Нильса на рее. — Он вытащил меч и погрозил кольцу дельфинов. — Слышите? Проваливайте обратно в свои подводные пещеры, бездушные твари! Мы, христиане, отправляемся домой!
Ночь близилась к концу. Дельфины лишь кружили возле корабля, ничего не делая, и в конце концов Ранильд решил, что на большее они не способны, а прислали их полукровки либо в тщетной надежде что-нибудь узнать, либо от еще более тщетного отчаяния.
Легкий бриз крепчал. Волны начали резче биться о борт, раскачивая шлюп. Заслоняя бледные звезды, пролетела непонятно откуда взявшаяся стая черных лебедей.
Звезды растаяли, смытые с неба ранним летним рассветом. Небо на востоке стало белым, на западе, на серебристо-голубом фоне все еще висела призрачная луна. Засветились гребни волн, а склоны их стали пурпурными и черными; поверхность моря замерцала и заискрилась зеленью, похожей на зеленый оттенок ледника, зашумела и запенилась. В вантах загудел ветер.
Моряки вывели Нильса из трюма по лесенке, подталкивая остриями пик. Руки у него были связаны за спиной, и подниматься ему было тяжело. Дважды он падал, и моряки грубо хохотали. Грязная одежда Нильса была запятнана кровью, но его развевающиеся волосы и мягкая пушистая бородка сохраняли цвет все еще невидимого солнца. Он широко расставил ноги, удерживая равновесие на раскачивающейся палубе, и глубоко вдохнул влажный ветренный воздух.
Торбен и Палле остались на страже у бортов, Сивард — на мачте. Лейв и Тиге караулили пленника. Ингеборг стояла в стороне с побледневшим лицом, чувства теплились лишь в ее глазах. Нильс дерзко посмотрел в глаза Ранильда, державшего в руках петлю. Конец веревки был переброшен через нок-рею.