— Раз у нас нет священника, — сказал Нильс, — быть может, ты мне позволишь еще раз прочитать «Отче наш»?
— А зачем? — отозвался шкипер, растягивая слова.
Ингеборг подбежала к нему.
— Может, я его исповедаю и отпущу грехи?
— Ты? — изумился Ранильд, но тут же расплылся в улыбке. Вслед за ним заухмылялись и моряки. — Верно, верно.
Он велел Лейву и Тиге отойти назад, а сам подошел поближе к носу корабля. Удивленный Нильс остался на месте.
— Начинай! — крикнул Ранильд, перекрывая гул ветра и плеск волн. — Поглядим на представление. А ты, Нильс, проживешь ровно столько, сколько будешь в нем участвовать.
— Нет! — крикнул парень. — Ингеборг, как ты могла?
Ингеборг ухватила его за чуб, приблизила лицо сопротивляющегося парня к своему и зашептала. Моряки видели, что тот воспрянул, глаза вспыхнули.
— Что ты ему сказала? — властно вопросил Ранильд.
— Оставьте в живых меня, и тогда, может быть, скажу, — весело отозвалась Ингеборг.
Они с Нильсом стали изображать последний обряд, насколько это у них получалось, а моряки смотрели на них и хохотали.
— Pax vobiscum, — произнесла наконец немного знакомая с церковной службой Ингеборг. — Dominus vobiscum! — Она перекрестила стоявшего на коленях Нильса, и это дало ей возможность прошептать: — Господь простит нам это и простит то, что не к Нему я взывала. Нильс, если мы не переживем этот день, желаю тебе добра.
— И тебе, Ингеборг. — Нильс поднялся. — Я готов.
Удивленный и весьма теперь неуверенный, Ранильд двинулся к нему с петлей в руке.
— Иа-а-а-а! — неожиданно завизжала Ингеборг и бросилась на Лейва, целясь ногтями ему в глаза.
Тот прыгнул в сторону.
— Что за черт! — прохрипел он.
Ингеборг повисла на нем, кусаясь, визжа и царапаясь. Тиле кинулся ему на помощь. Нильс наклонил голову, разбежался и ударил Ранильда в живот. Шкипер свалился на бок, и Нильс тут же ударил его ногой по ребрам. Торбен и Палле спрыгнули с фальшбортов и бросились на Нильса. Сверху, разинув от удивления рот, па них смотрел Сивард.
Дельфины уже столько часов кружились вокруг корабля, что экипаж давно перестал опасаться нападения с воды и больше не обращал на них внимания. Когда Сивард заметил опасность, было уже слишком поздно.
Из-за борта возле полуюта на палубу прыгнула Эйджан; в руке у нее сверкнул нож.
А из моря появился Тауно. Он освободил легкие, цепляясь за обросший ракушками борт и укрывшись под выступом носового кубрика. В нужный момент снизу всплыл дельфин. Тауно руками и ногами ухватился за его спинной плавник, дельфин взметнулся вверх и поднял его до половины высоты борта. Тауно выпрямился, ухватился за край борта и тут же оказался на палубе.
Палле полуобернулся. Тауно тут же схватил левой рукой древко его пики, а правой вонзил в Палле кинжал. Тот свалился на палубу, кровь хлынула из него, как из зарезанного борова. Древком пики Тауно ударил Торбена в солнечное сплетение — тот зашатался и отступил.
Тауно перерезал веревки на запястьях Нильса и протянул ему свой второй кинжал.
Нильс радостно вскрикнул и повернулся к Торбену.
Лейв все еще не мог стряхнуть с себя Ингеборг. Эйджан подбежала к нему сзади и вонзила кинжал в шею. Не успела она вытащить лезвие, как с пикой наперевес к ней кинулся Тиге. Эйджан с насмешливой легкостью уклонилась, нырнула под древко и прыгнула на Тиге. Не стоит описывать то, что было с ним дальше. Морские люди не воинственны, но они прекрасно знают, как надо разрывать врага на куски.
Сидевший на мачте Сивард лишь крестился и молил о пощаде.
Хотя Торбен и был оглушен, Нильс не смог прикончить его сразу, и лишь после нескольких попыток ему удалось вонзить ему в живот нож. Но даже после этого Торбен не умер, он истекал кровью и выл, пока Эйджан не перерезала ему горло. Нильса тут же стошнило. Тем временем Ранильд пришел в себя, поднялся и выхватил меч. По лезвию пробежал холодный огонек. Шкипер и Тауно закружились по палубе, отыскивая брешь в защите противника.
— Что бы ты сейчас ни сделал, — сказал ему Тауно, — ты все равно уже мертвец.
— Если я и умру во плоти, — оскалился Ранильд, — то все равно буду жить вечно, а ты станешь просто кучей навоза.
Тауно остановился и провел пальцами по волосам.
— Не понимаю, почему должно быть именно так? Наверное, вы, люди, больше нас нуждаетесь в вечности.