— Ингеборг!
— Что? — Ингеборг задрожала от ужаса, сжалась в комок и, перекрестившись, обхватила руками колени.
Оборотень шагнул к ней. Видно было, что и он дрожит.
— Если пойдешь со мной, поведу корабль, — волнуясь сказал Хоо. — Иначе — нет. Не обижу тебя, обещаю. Я так давно один...
Ингеборг испуганно поглядела на Тауно. Лицо его потемнело.
— Мы слишком многим обязаны тебе, Ингеборг, — сказал он. — Никто тебя не принуждает.
Наступило молчание. Ингеборг смотрела на Тауно.
Хоо вздохнул, плечи его поникли.
— Конечно, я урод, — пробормотал он. — Я остался бы с вами, но теперь, когда увидел Ингеборг... Не могу. Прощайте. Доберетесь домой и без меня. Прощайте. — Он подошел к релингам.
Ингеборг бросилась за ним.
— Постой, не уходи.
Хоо остановился, разинув рот от удивления.
Ингеборг обеими руками взяла его огромную лапищу.
— Прости, — голос Ингеборг дрожал, в глазах блестели слезы. — Понимаешь, это было так неожиданно... Конечно, Хоо...
Он громко захохотал и как перышко подхватил Ингеборг медвежьими ручищами. Она вскрикнула от боли и Хоо сразу же ее отпустил.
— Прости, я нечаянно, — жалобно попросил он. — Я буду бережно...
К ним подошел Нильс. Он был, бледен как полотно.
— Не смей, Ингеборг, это грех! И ты, и я, мы совершили уже столько тяжелейших прегрешений. Не бери еще и этот грех на душу.
Теперь уже захохотала Ингеборг.
— Брось-ка, — сказала она сквозь смех. — Забыл, что ли, кто я такая? Не впервой, ничего нового тут для меня нет. А может, и есть...
Эйджан подошла к Нильсу, обхватив за плечи, что-то шепнула ему на ухо. Нильс удивленно поглядел на нее.
Тауно тоже встал и подошел ближе. Пристально глядя в глаза Хоо и положив руку на рукоять кинжала, сказал:
— Ты непременно будешь обращаться с ней бережно.
Ночи становились все более долгими и темными; лето близилось к концу, но эта выдалась ясной. Звезд на небе было не счесть, и при их мерцании дети Ванимена видели вокруг так же хорошо, как при свете дня. Шлюп бежал по волнам, подгоняемый попутным ветром. Шелестели волны, бившие в корпус, шумела вода, разрезаемая носом корабля, поскрипывали блоки, подрагивали, чуть слышно звеня, канаты и тросы, — тихие звуки, терявшиеся в плеске моря. Но вдруг из-под навеса носовой надстройки раздался рев и хохот Хоо.
Хоо и Ингеборг вышли и остановились у релинга, глядя на море. Тауно в это время был у руля, Эйджан сидела в «вороньем гнезде», но двое на палубе их не замечали.
— Я благодарен тебе, девушка, — глухо сказал Хоо.
— Ты уже поблагодарил, там, — она кивнула в ту сторону, откуда они появились.
— Разве нельзя поблагодарить несколько раз?
— Незачем. Сделка есть сделка.
Хоо глядел не на Ингеборг, а в море, крепко сжав руками релинг.
— Значит, я тебе совсем не нравлюсь?
— Я не хотела тебя обидеть.
Дюйм за дюймом Ингеборг придвигала к нему свою руку, пока наконец не положила ладонь на его пальцы, обхватившие поручень.
— Ты наш спаситель. И знаешь, ты обошелся со мной гораздо лучше, чем многие люди, правда. Но мы с тобой разной породы. Я ведь смертная женщина. Какая же близость может быть между нами?
— Я видел, как ты смотришь на Тауно и...
Ингеборг поспешила его перебить:
— Почему бы вам не поладить с Эйджан? Она такая красавица, не то что я. Я самая обыкновенная женщина. Эйджан ведь, как и ты, из Волшебного мира. По-моему, ты ей нравишься. Только не подумай, Хоо, будто я о чем-то жалею.
— От меня противно пахнет, но к запаху можно привыкнуть, — с обидой пробормотал Хоо.
— Но почему именно я?
Хоо долго молчал, потом повернулся к Ингеборг.
— Потому что ты не морская фея, а настоящая женщина.
Она подняла голову и поглядела ему в глаза. Лицо ее посветлело.
— Но мой народ истребил твоих собратьев, — покаянно, как на исповеди, произнесла она.
— Это было давно, много лет, даже столетий назад. Теперь люди уже ничего не помнят о тех временах, и я не держу зла на людей. Я мирно и тихо живу около Сул-Скерри. Ветер, волны и чайки — вот мои друзья, больше у меня никого нет. Да еще ракушки и медузы — мои соседи. Мой покой нарушают лишь бури и акулы. Так проходит год за годом. Я доволен, но порой тоскливо бывает от одиночества. Ты меня понимаешь?
— Голые скалы, кругом только море да небо, просто небо, не Святые Небеса... Ах, Господи! — Ингеборг прижалась щекой к груди Хоо, и он с неловкой нежностью погладил ее по волосам. Сердце Ингеборг билось тяжелыми редкими ударами. Спустя несколько минут она спросила: — Но почему же ты не попытался найти кого-нибудь, чтобы не быть одному?