— Я искал. Когда-то в юности. Далеко от Сул-Скерри. Много удивительных вещей я тогда узнал... Но кого бы я ни встретил, никому я не был нужен. Они видели только, что я урод, видели лишь то, что снаружи, а в глубину никогда не заглядывали. Их не интересовало, что там, под внешней оболочкой.
Ингеборг подняла голову.
— Нет, не может быть, чтобы все в Волшебном мире были такими. Тауно... я хочу сказать, Тауно и Эйджан...
— Верно, они, пожалуй, не такие. Они желают добра своей маленькой сестре. И все-таки люди — они лучше. Как бы это объяснить... В людях есть какое-то тепло и еще... вот то, как ты меня любила. Наверно, оттого, что вы, люди, знаете, что смертны и однажды умрете. Наверно, поэтому вы лучше понимаете, что внешность обманчива. Или в вас есть искра вечности? Душа? Не знаю, не знаю... Но в иных людях, особенно в женщинах, я это чувствовал. Как огонь среди темной ночи. И в тебе, Ингеборг, он есть, этот огонь. Он сильный и яркий, и он меня согрел. В твоей жизни было столько несчастий, а ты считаешь себя счастливой, потому-то и умеешь так сильно любить.
— Я? Продажная девка? Нет, ты, видно, ошибаешься. Да что ты знаешь о людях?
— Знаю больше, чем ты думаешь, — серьезно ответил Хоо. — Когда-то, очень давно, я пришел к людям, и они меня не прогнали, несмотря на то, что лицом я не вышел и пахнет от меня скверно. Я ведь очень сильный и от работы не бегал. Я умею упорно трудиться, иначе разве научился бы языку людей и всем ухваткам моряков? Я подружился со многими людьми, некоторые женщины не отворачивались от меня, а иные — поверишь ли? — иные, правда, их было совсем немного, меня любили.
— Понимаю, почему любили. — Ингеборг вздохнула.
Хоо поморщился, как от внезапной боли.
— Любили, но замуж пойти не соглашались. Разве можно такому чудовищу предстать пред алтарем в церкви? Да и кончилось все это скоро. Дольше я прожил среди мужчин, когда плавал на корабле. А потом и от моряков ушел, потому что мои друзья старели, а я нет. Несколько десятков лет прожил один в шхерах, пока снова не набрался храбрости и не приплыл опять к людям. На этот раз я недолго с ними оставался, потому что ни одна женщина больше не захотела меня поцеловать.
— Хоо, только не подумай, что я хотела тебя обидеть! — Ингеборг приподнялась на носки и поцеловала его.
— Никогда я этого не забуду, моя милая. Я буду мечтать о тебе, и ветер будет петь мне о тебе песни. В звездные тихие ночи я всякий раз буду вспоминать нынешнюю ночь, до конца моих дней.
— Но ты будешь совсем один...
— Это даже к лучшему. — Хоо хотел успокоить Ингеборг. — Я ведь умру из-за женщины.
Ингеборг отступила на шаг.
— Что ты сказал?
— Да ничего, ничего, — он подпал голову. — Погляди, как ярко светит Большая Медведица.
— Говори, Хоо. — Ингеборг поежилась, как будто замерзла, хотя и была одета. — Прошу тебя, говори.
Хоо кусал губы и молчал.
— Знаешь, за последнее время, в этом плавании, я повидала уже столько всяких чудес, столько узнала волшебных тайн, что и подумать страшно. И если теперь мне придется...
Хоо вздохнул и покачал головой:
— Нет, нет, Ингеборг. Этого не случится, не бойся. Большую часть жизни я провел в размышлениях о глубочайших тайнах Творения и приобрел благодаря этому способность провидеть будущее.
— Что?
— Настанет день, когда смертная женщина родит мне сына. Люди захотят сжечь его заживо, так как будут думать, что мой сын — отродье дьявола. Тогда я заберу сына, и мы с ним уплывем. Женщина выйдет замуж за смертного, и ее муж убьет меня и сына.
— Нет!
Хоо скрестил на груди руки.
— Я не чувствую страха. Только сына жаль. Но к тому времени, когда все это случится, Волшебный мир будет уже лишь слабым мерцающим огоньком и вскоре навсегда погаснет. Поэтому я убежден, что моему сыну выпадет еще далеко не худший удел. Что до меня, то я стану морской водой.
Ингеборг тихо заплакала.
— У меня не может быть детей, — прошептала она.
Хоо кивнул.
— Я сразу понял, что ты — не та, от кого я погибну. Твоя судьба...
Он вдруг умолк и некоторое время стоял, не говоря ни слова, часто и тяжело дыша.
— Ты ведь устала, — произнес он затем. — Сколько тебе пришлось вытерпеть! Давай, я отнесу тебя и уложу спать.
Пробили склянки, вахтенным пора было сменяться. До рассвета оставалось уже недолго, но ночная тьма все еще не поредела.
На общем совете Тауно и Эйджан предложили, что они будут нести вахту в более опасное, темное время суток. Тогда же назначили и порядок вахт.