— Тогда, Бенгта, — негромко сказала Эйджан, — тебе нужно решить свое будущее и будущее твоего ребенка.
Слезы промыли канавки в копоти, покрывавшей лицо дочери Хаакона, обнажив кожу, белую, как цветки боярышника. Но она больше не плакала, голова ее гордо поднялась, а голос прозвучал твердо:
— Я это сделала уже в прошлом году, выбрав для нас обеих Миника.
Гости посмотрели на нее с удивлением. Инуиты разом замолчали. Она сжала кулаки и посмотрела им в глаза.
— Да, — сказала она. — Неужели вы думаете, что он увез меня из-за похоти? Он никогда не станет принуждать женщину, или обманывать ее — потому что не знает, как такое можно сделать. А мы в детстве играли вместе. Он собирался отвезти меня и Халлфрид к моему отцу. Я умолила его не делать этого, и он по доброте своей согласился. По доброте. У него уже была хорошая и умелая жена — она тоже оказалась мне рада. Очень немногие инуиты хотят иметь двух жен — если возникает необходимость, они могут просто одолжить. Думаю, вы со своими волшебными чувствами способны увидеть, насколько чиста та помощь, которую здесь оказывают друг другу. А я? Я не знаю многого из того, что должна знать инуитская женщина. Я могу лишь поклясться, что попытаюсь научиться. Дайте мне время, и я надеюсь, что перестану быть ему обузой.
— Так ты любишь его? — пробормотала Эйджан.
— Не так, как любила Свена, — ответила Бенгта. — Но Миника я люблю за то, что он такой, каков он есть.
Было не очень ясно, насколько ее муж смог уловить смысл этого потока слов, но он покраснел, и вид у него, несмотря на смущение, был довольный.
— Все мои надежды и надежды моей дочери связаны с ним, — продолжала Бенгта. — С кем же еще? Я всю жизнь разговаривала с людьми его народа, каждый час, который мне для этого выпадал. Я, как и вы, тоже поняла, что надвигается Суровая Зима, — ведь инуиты мне рассказывали, как год за годом растут ледники, а море замерзает все раньше и раньше и оттаивает все позднее. И когда я в конце концов оказалась в скверно построенном доме, и рядом со мной были три трупа, а ребенок на моих руках мог уже только пищать от голода, я была уверена, что мы — обречены. Мы в Вестри Бигде можем или цепляться за свою нищету, до тех пор, пока она не задушит нас, или же перебраться в Мид или Остри Бигд — если те продержатся — и остаться теми же нищими. А в это же время инуиты... Посмотрите вокруг. Они сделали то, для чего норвежцы всегда были слишком упрямы: научились жить в этой стране, и жить хорошо. Но в конце концов, эта страна также и мой дом. Окажись ты на моем месте, Эйджан, разве ты не ухватилась бы за возможность присоединиться к ним?
— Конечно, — ответила Эйджан. — Но я не христианка.
— Да что для меня церковь? — воскликнула Бенгта. — Бормотание невежественного мямли. Я лучше рискну оказаться в адском пламени — я, прошедшая через адские льды.
Ее гордость растаяла. Неожиданно она закрыла глаза и выдохнула:
— Но то, что я навлекла на отца смерть... Мне еще долго придется это искупать.
— Почему ты так говоришь? — спросила Эйджан. — Когда ты убежала, он убил невинных и беззащитных людей. Вряд ли ты могла когда-нибудь предположить, что суровый человек в состоянии так обезуметь от любви к тебе. Когда же дело было сделано, разве племя погибших не возжаждало возмездия, не пожелало положить конец новой угрозе?
— Тупилак был мой! — крикнула Бенгта. — Я подумала о нем, когда племя, ради восстановления мира, захотело отослать меня обратно. Это я упрашивала Панигпака, пока он его не сделал. Я! — Она упала на колени. — Я говорила ему и всем остальным: что бы вы ни сделали, ссоры и убийства будут только страшнее, страшнее с каждым ухудшающимся годом — до тех пор, пока норвежцы остаются здесь. А если мы изгоним их, пусть даже ценой нескольких их жизней... это станет милосердием, и для них тоже... И я верила в это. Святая Мария, Матерь Божия свидетельница тому, что я верила в это!
Эйджан подняла ее и снова обняла. Тауно медленно произнес:
— Я все понял. Ты хотела чтобы твои родственники, дорогие тебе с детства люди, ушли отсюда, пока не стало слишком поздно. Но ангакок отозвал бы и разобрал свое создание следующей весной, что бы ни случилось, так ведь?
— Д-да, — всхлипнула она на груди Эйджан. — Но тупилак убил моего отца.
— Мы уже говорили, он благословил тебя перед смертью, — сказал Тауно и провел пальцами по своим волосам. — И все же... Странно... Как странно... Тупилак был наслан не из ненависти, а из любви.
Наконец Бенгта-Атитак, вторая жена Миника, успокоилась достаточно и помогла приготовить еду. В эту ночь северное сияние вспыхнуло с таким великолепием, что закрыло половину небес.