Несколько человек подошли и присели рядом; никто не предложил помощи.
Наконец ему удалось встать; он шатался на негнущихся ногах. Охранники подхватили его и прислонили к колонне.
Горожане огромной толпой последовали за ним во дворец. Новости, по всей вероятности, разносились тут довольно быстро. Прибывали все новые и новые люди — мясники с большими окровавленными ножами, крестьяне с косами, женщины с корзинами, полными ягод и овощей.
Новоприбывшим указывали на пленника. Одни улыбались и степенно, удовлетворенно кивали; другие, взглянув, поспешно убегали — скорее всего чтобы позвать сюда какого-нибудь замешкавшегося кузена Габриаса или тетю Тею, чтобы те поспешили и успели развлечься.
Посреди двора, рядом с почерневшим очагом величиной с квартиру, недавно покинутую Перси, на огромном каменном троне сидел человек.
На первый взгляд казалось, что он сидит, опершись на большую груду подушек необычной формы. Но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что это вовсе не подушки, а молодые красивые девушки. Они столь же отличались цветом кожи и волос, как и отношением к тому, что перед ними происходило. Например, неземной красоты блондинка, служившая частью подставки для ног властелина острова, преспокойно спала. Другая же, пышногрудая негритянка, выглядывавшая из-под массивной царской руки, что-то страстно внушала своему господину, все время показывая на стонущую фигуру, распростертую перед троном.
Царь, наконец, раздраженно произнес:
— Послушай, Тонтибби! У меня своя система наказаний! И я не позволю, чтобы какие-то девицы — пусть они даже из сверхцивилизованных частей света пусть они обладают даже несусветным воображением, — я не позволю, чтобы они давали мне советы по изменению этой системы! Мы здесь, на Серифе, народ простой. И развлечения у нас простые. И если вам, африканцам, вольно называть нас варварами — пожалуйста. Мы этим гордимся.
Темнокожая красавица скрылась в недрах огромного трона, лишь мелькнуло ее нахмуренное лицо.
— Вот так с ними и надо, Полидект, — одобрительно заметил пожилой крестьянин. — Эти самодовольные чужеземцы должны знать свое место.
— Само собой разумеется, — неторопливо и важно проговорил царь. — С какой стати то, что устраивало моего отца, не должно устраивать меня?!
— Вот-вот! — с лучезарной улыбкой обратилась какая-то женщина к своему соседу. — Разве тебе не нравится, как рассуждает наш правитель? Это же прекрасно, что его речи столь мудры!
— Кроме того, — согласно закивал ее приятель, — не понимаю я, когда постоянно хотят каких-то перемен! Сварить преступника на медленном огне — что может быть вернее? У царского повара это обычно занимает четыре-пять часов: он начинает перед ужином, и когда стемнеет — все уже заканчивается. И какой же хороший сон после такого приятного вечера! Для меня лично тут ничего не надо менять...
Перси почувствовал, что у него выворачивает нутро. Человек, лежавший перед царем, вскрикивал и норовил разбить лицо о каменный пол.
Боже праведный, что же здесь за люди?! О самых кошмарных вещах они говорят так же невозмутимо, как если бы обсуждался .последний фильм или поединок боксеров, показанный накануне по телевизору.
Ну да, публичные казни заменяют этим людям кино и телевидение. Перси вспомнил: газеты писали о толпах, собиравшихся в разных концах Соединенных Штатов, чтобы поглазеть на повешение. И это в двадцатом веке! Да, казнь все еще остается вполне пристойным зрелищем как для многих мужчин — они глазеют вместе со своими девушками, — так и для некоторых женщин, приводящих на это «представление» своих детей; казнь нужна и иным предприимчивым бизнесменам, что торгуют миниатюрными копиями виселиц, на которых лишают жизни точно таких же людей, как они сами.
Все это, конечно, правда. Но какая ему, Перси, в его ужасном положении польза от подобных заключений? Ах, если бы можно было что-то придумать, узнать хотя бы что-нибудь о их морали, о понятиях добра и зла — узнать и тем как-то помочь себе...
Он старался не упустить ни одной детали из происходящего. Необходимо хорошенько разобраться в их судебной процедуре. Скажем, будет ли у него адвокат? Судя по тому, что ему стало известно, это сомнительно. Однако, как-никак, а они рассуждали о суде, упоминали слово «судьи». И Перси подумал, что если уж на острове существуют подобные институты цивилизации, то существует и какая-то надежда.
Но уже через несколько минут надежда его стала иссякать.
Под горестные стоны окровавленного пленника прозвучал сильный голос царя: