От банного жара, усталости и всех этих мыслей у Вали голова шла кругом. Она заставила себя встать, одеться и пойти к себе в домик. И там она рухнула без сил и уснула, даже на ужин не пошла. И к костру вечернему не вышла, не спела с ребятами «Изгиб гитары желтой». Это было обиднее всего. Ведь совместный досуг с гитарой, идущей по кругу, сближает людей даже больше, чем шахматный кружок.
Наутро Валя поднялась с мыслью, что все-таки надо поговорить с Доценко о странных кольцах и могильнике зябликов. Она вышла из дома и на дверях лаборатории вновь увидела фото зяблика. Постучав, Валя не услышала никакого звука внутри – в лаборатории никого не было.
– Доценко сегодня до обеда, наверное, из дома не выйдет, – услышала она у себя за спиной голос Вадика. Обернувшись, Валя удивленно уставилась на него:
– Почему?
– Потому что он опять с ленинградцами до глубокой ночи заседал, – ответил Вадик, а стоящий у него за спиной Сеня лишь мрачно кивнул.
– А вы откуда знаете? – вскинулась Валя. – Вы почему ночами не спите и в окна чужие заглядываете? Или вас комары за жопу кусают?!
Парни от этих слов покраснели. Она сама не знала, почему так сказала. Но злость от слов Вадика так ударила ей в голову, что она готова была рвать и метать. Значит, опять в доме Доценко творилось непотребство. Ну и как теперь с ним разговаривать о серьезных вещах, если он такое себе позволяет?! Валя закрыла лицо руками от стыда и боли. Вопреки ожиданиям, парни не стали ее вновь утешать, а тихо ушли в тайгу, оставив одну. Как тут не завыть от одиночества и тоски, если ее все предали? Даже тот, кого она любила почти как Владимира Ильича Ленина!
Вернувшись из тайги с мешком, полным птиц, Валя зашла в лабораторию и застала там Доценко одного. Он имел еще более осунувшийся вид, чем вчера. Все-таки не зря на каждом комсомольском собрании комсорг выговаривал студентам за пьянство. Вот был великий ученый, а спустя два дня распития водки у того дрожат руки настолько, что он кольцо не может нормально на птицу надеть.
– Помоги-ка мне, Образцова, – сухо сказал Доценко вместо приветствия. Та встала рядом с ним за приборным столом и стала ловко окольцовывать зябликов. Раньше этих птиц кольцевал только Артемий Михайлович, он писал по ним научную работу уже который год и раньше никому не доверял это занятие. Но сегодня тремор в руках был слишком сильным, чтобы быстро обработать пойманных за эти дни птиц. Ловко орудуя пассатижами, Валя обратила внимание, что маркировка на кольцах несколько отличается от тех, к которым она привыкла. И потом вспомнила, что и кольца, найденные в трупной яме, тоже были странные – не только утяжеленные, но и стандартные. На них отсутствовали знаки института и были только цифры.
– Артемий Михайлович, а почему тут кольца не такие, как обычно? – задала вопрос Валя. Профессор сделал вид, что ее не слышит. Он вписывал номера колец в ведомость и нервно покусывал карандаш.
– В этом году зябликов стало меньше, я не выполню месячный план окольцовки, – сказал себе под нос Доценко.
– Так почему тут кольца нестандартные? – повторила свой вопрос Валя.
– Делай, что тебе велят. Если нестандартные, значит, так надо, – сухо отозвался Доценко, избегая ее взгляда. – Лучше бы птиц бережнее собирали. Приносите мне одни трупы.
– Так ведь кольца на них кто-то тяжелые вешает! Может потому они и дохнут.
– Не лезь не в свое дело, Образцова, – отрезал Доценко и пошел за новой партией птиц из отстойника.
– Но, Артемий Михайлович, ведь что-то странное творится с зябликами! Не наши там кольца висят, – не унималась Валя, идя за ним вслед.
– Что ты за чушь несешь, Валя?! – Доценко уставился на нее во все глаза. Она вытащила из кармана куртки срезанные с трупов зябликов кольца и протянула ему. Тот сначала долго рассматривал их на ладони, потом забрал, включил мощную лампу и осмотрел еще раз с лупой. – Где ты их взяла?
– В яме, куда кто-то свалил мертвых зябликов.
– Что?! – глаза Доценко полезли на лоб. – Почему ты мне раньше об этом не рассказала?
Валя не знала, что ответить, но профессор больше не спрашивал. Он накинул свою брезентовую куртку и велел ей показать место в тайге, где она нашла мертвых зябликов. Они шли по тайге молча, Доценко нервно покусывал губы и тер лоб, Валя испуганно на него косилась. Она хотела рассказать профессору все, излить душу и терзавшие ее подозрения насчет гостей из Ленинграда, но не решалась. Слишком не располагающее сейчас было выражение лица Доценко, слишком сурово сдвинуты брови, а глаза, в которых раньше всегда лучилась добрая усмешка, сейчас были холодными и сосредоточенными. Валя не узнавала того, кого полюбила. А вдруг его уже завербовали? Тогда ему нельзя ничего рассказывать, решила Валя.