— Мира!!
Глава шестая, в которой я потерялась и нашлась
«Поздравляю тебя, Шарик, ты балбес!»
Зима в Простоквашино
Я даже не сразу поняла, что произошло. И куда Кай пропал? Оглядываюсь по сторонам. Дорога глиняная, разбитая. Вдалеке виднеются три покосившихся избушки. Дождь мелкий, пакостный. Состояние придорожных кустов классифицирую как сентябрьское. Поздний сентябрь. Холод собачий, а я в шелковом платье на обочине по колено в грязной жиже.
— Оч-чаровательно! И что теперь делать?
Думать логически. Если я попала в один из этих проходов идиотских, будь они прокляты, то Кир немедленно же за мной придет. Правда ведь? Или нет? Он же говорил, что вот так вот провалиться нельзя… Черт, но что там делал Кай? Хотя, какая разница!? Главное, что он жив!
— Черт! Что ж так холодно.
Кир все не появлялся, а я, как ни старалась, так и не смогла нащупать дверь назад. Слабо представляю себе, как можно в таком холоде найти дверь по излучаемому холоду, или как там красавчик говорил? О том же, чтобы увидеть чертову дверь, даже и не мечтаю. Ибо расслабиться все равно не получится. В конце концов, я плюнула и даже пытаться перестала. Задрала подол некогда белого платья выше колен и побрела в сторону видневшихся вдалеке домиков.
Минут через десять я за резиновые сапоги и теплую одежду готова была душу продать, если бы только покупатель нашелся. А еще хотелось встретить, хотя бы кого-нибудь. Потому что тишина вокруг стояла пугающая. Из всех звуков был лишь шелест дождя, да еще чавканье моих ног по дороге. Наверное, только поэтому мне удалось услышать звук открывающейся двери. Легкий скрип — и шагах в тридцати от меня появляется высокая фигура в плаще. И мне бы обрадоваться и попросить помощи, но нет! Я замерла на мгновение, словно заяц испуганный, потом еще выше подняла в конец испорченное платье и нырнула в кювет, в кусты.
Лежу в кустах, думаю о том, что неизвестный заметит мое белое платье. Бросаю на себя испуганный взгляд и еле сдерживаю облегченный вздох. Нет, все нормально. Платье давно не белое. Коричневое? Серое? Все равно. Главное, что незаметное.
Лежу дальше, слушаю шлепанье дождя по листьям, дрожу, пытаюсь определить, в какую сторону двинулся неизвестный, мог ли он меня заметить, и почему я вообще от него прячусь. Прикидываю, долго ли еще тут валяться. Если долго, то так и коньки отбросить можно. Решаю высунуться и посмотреть, свободен ли путь и неожиданно слышу испуганный шепот:
— Совсем сдурела, чучело?! Тебя увидит — и нас найдет, лежи тихо!
Поворачиваю голову и не вижу никого.
— Кто здесь?
— Мы здесь… тихо лежи, говорю… я скажу, когда он уйдет, мне видно…
Ну, если видно, то, конечно, ладно… Лежим, молчим, я трясусь, думаю тяжкую думу в стиле «что ж я невезучая-то такая». Еще думаю о том, что заболею я в результате этого вояжа, однозначно. Бронхитом. Или воспалением легких. У Маринки Бабыдовой воспаление легких было, я помню. У нее вся задница в следах от инъекций была, когда она из больницы вернулась. Она Светке после отбоя за жвачку «Love is» показывала, а я лежала, забравшись с головой под одеяло, и в дырочку подсматривала. Сегодня бы то одеяло очень бы в тему пришлось…
— Эй! Ты там не уснула? — раздалось у меня за спиной и я от неожиданности подпрыгнула.
Как выяснилось, в кустах нас пряталось много. Я, коротко стриженная мрачная девица в шерстяном платье и жилетке на меху — везет же некоторым — и два чумазых малыша непонятного пола и примерно четырехлетнего возраста.
— Ты тут откуда? — спросил первый, а второй задумчиво достал из носа козявку и немедленно ее съел.
— Я не знаю… я тут случайно…
— Понятно, что не нарочно, — прокомментировала хмурая девица и отвесила подзатыльник второму из малышей. — В чарусу специально никто не полезет…
Мелкий на подзатыльник не обиделся, только язык показал и опять палец в нос засунул.
— Выбираться надо… — вздохнула девица и скептически на мое платье посмотрела.
— У нас вообще-то лето было, вот я и… — поднимаю подол двумя пальцами и реверанс изображаю. — Я подумала, может, вон в той деревне можно будет одежду попросить…
— Нельзя, — девица вздохнула тяжело и спросила недовольно:
— Тебе сколько лет вообще?
— Двадцать шесть, а какое это имеет…
— Двадцать шесть! — передразнила она. — А ведешь себя хуже Лютика с Ромашкой! В деревню нельзя соваться. Это же чаруса…
— А что делать? Я замерзла ужасно…