Если она еще раз вздохнет, я ее ударю, честное слово!
— Будем из тебя мужика делать.
— В смысле?
— В смысле, переодеваться и волосы стричь. У меня мужской костюм есть. Для себя сперла, но тебе нужнее…
Волос было жалко. Но волосы же не зубы, отрастут. Сдираю с себя свое некогда шикарное платье с глубоким декольте. Никаких больше вырезов и разрезов! Сапоги зимние, штаны ватные и свитер норвежский. И телогрейку. Пока же стою в одном белье, тоже не очень-то и сухом, кстати, и руку за одеждой тяну. А девица меня за руку эту мою хватает и произносит:
— О! Мой! Бог! — и влюбленных глаз с моего браслетика не сводит.
— В чем дело?
— Планы меняются! Мужика из меня делать будем… Мелкие, нам нереально повезло!
Я ничего не понимаю, а девица раздевается и говорит быстро-быстро:
— Во имя Изначального! Мы третью неделю по чарусам мыкаемся, устали, намерзлись… — протянула мне свои чулки и продолжила:
— А с детьми, знаешь, как сложно. Продвигаемся медленно, от полыньи до полыньи один раз четыре дня шли. И страшно все-таки! С детьми-то! Чарусники детей чуют…
Чулки одеваю и нижнюю юбку беру рассеянно, а она все продолжает:
— А тут ты. Я тебя, как на дороге увидела, сразу поняла, что ты не из Ищеек. Ни одна Ищейка в таком виде в полынью не сунется, конечно! Значит, либо как мы, беглая, либо случайно провалилась…. Случайно?
— Уж не нарочно, — бормочу я, платье натягивая.
— Мы теперь в столицу по прямой рванем! И никто нам слова не скажет! И главное, тебя-то Ищейки точно ни в чем не заподозрят! — и смеется радостно.
И так мне жаль ее расстраивать, ну, просто язык не поворачивается сказать, что я ни черта не понимаю. Поэтому я жилетку застегиваю аккуратно, жду, пока девица полностью оденется, а потом вздыхаю и грустно спрашиваю:
— Тебя как зовут?
— Вишня.
— Так вот, Вишенка. Я во всей этой белиберде ничего не понимаю. Я… я как бы… — тут я на шепот перехожу, — из другого мира…
— А чего шепчешь-то? Мы тоже, слава Изначальному, не из этого…
— Я про то, что миров много только неделю назад узнала, — уже нормальным голосом уточняю я.
Вишня даже не погрустнела и жизнерадостно произнесла:
— Да какая разница! Научишься! Главное, что ты замуж за эту неделю выйти успела. А остальное все — ерунда!
Что, простите?
— А?
— Браслет, говорю, из рукава достань, а то не видно…
Я. Красавчика. Убью.
***
Ночь. Лес. Костер. Сижу — реву. Потому что, во-первых, обидно, а во-вторых, злость на себя. Рыдаю тут из-за этого… когда рыдать надо, потому что… и всхлипнуть даже не могу, как следует. Спят же все, разбужу…
Сижу. Соплю рукавом вытираю и на огонь смотрю. Мелкий дождь все еще моросит, но мы из еловых веток навес устроили, так что жить можно. Размазываю слезы по щекам и итоги дня подвожу.
Первое. Кир сволочь и врун. Но об этом потом.
Второе. Кай жив. И тут все тоже непонятно. Но об этом тоже потом.
Третье. Я попала в чарусу. Попасть сюда несложно, потому что чарусники свои силки по всем мирам раскидывают. И, да. Кир сволочь. Ничего мне не объяснил толком про эти миры чудовищные, а здесь все так непонятно…
— Ты что же, даже не знаешь, что такое чаруса? — Вишня, когда поняла степень моей неосведомленности, впала в состояние критическое. — А что ты знаешь вообще?
— Про двери между мирами вот знаю…
Я на Вишню старалась не смотреть, потому что она явно ждала продолжения, а я… я всё… я, стараниями красавчика, вообще ничего не знаю, как выясняется.
— Что, это все? — она заорала так, что с соседнего дерева недовольно взлетели две галки, а малышня оторвалась от лепки блинчиков из грязи и осуждающе на нас посмотрела.
Ну, что тут сказать? Я только плечами пожала.
— Я бы твоему мужу голову оторвала…
Мужу… Моему мужу… как-то я оказалась неожиданно не готова к этому словосочетанию.
— Не ты одна…
— Чаруса — это такая подреальность, понимаешь? — объясняла Вишня, пока мы чавкали через поле к лесу. — Она как бы есть, но словно бы и нет. Потому что время тут не движется. И вообще, все, что здесь есть — иллюзия. Иллюзия дождя, леса, деревни… Ничего этого нет на самом деле. Есть только чарусники и их вечный магический голод. Ну, и физический тоже… Так что мы тут типа сбежавший обед…
— Они что, людей жрут?
Как-то мне поплохело вдруг.
— Они всё жлут… — прокомментировал Ромашка — Ромуил — он был старшим из близнецов и ужасно этим гордился.
— Жрут, — согласилась Лютик — Лютиция — и двумя ногами прыгнула в лужу. — Шначала магию вшю шожрут, а потом и шамого шеловека на кушочки порежут и пожарят. Или шварят… А мы шегодня ешть еще будем?