Маэстро с неудовольствием уставился в окно. Работу надо продолжать, нечего киснуть. Подумаешь, пришла фифа, всколыхнула старую занозу. На вид — ни кожи, ни рожи, и что Коленька в ней нашел? Молодой был, не разглядел за фасадом. А теперь что ж, время горевать давно вышло.
Маэстро поднялся, развернул к себе кульман. Чертеж вышел небрежным, без основной надписи и даже рамка обозначена весьма приблизительно. Осталось совсем немного — по большому счету, последние месяцы Маэстро больше наводил лоск, вся основная «начинка» давно уже стояла в цеху, подвергаясь самым изощренным испытаниям, какие только мог изобрести начальник отдела технического контроля. Но Маэстро слушал его доклады вполуха — главным беспокойством оставалось отсутствие опытного материала. Руки так и чесались испытать, наконец, чудо-зверя, но ведь надо-то наверняка! Не на кроликах и не в климатических камерах — а поймать, наконец, взять за горло одного из гадов, чтобы заглянуть в полные страха глаза и убедиться, что все эти годы работы были не зря.
И тогда предательство Руничева перестанет терзать его.
Если бы не Шурики, Маэстро уже сейчас торопился бы вниз, на экспериментальный этаж. Но порядок должен быть во всем — сначала отчет, а завтра можно и с железом повозиться, не привыкать.
Маэстро подцепил мизинцем папку с края стола и еще раз пробежал документацию глазами. Все должно работать, компьютер давно уже выдает гарантию успеха в восемьдесят девять и пять десятых процента, но ведь симулятор — это вам не живое существо.
И все-таки зачем Коля интересовался Руничевым?
В дверь постучали.
— Можно? — голова одного из Шуриков просунулась в небольшую щель.
— Проходите, давайте, — замахал на них рукой Маэстро. — Побыстрее!
При мысли о том, что обтянутый брюками жирный Шуриков зад торчит на всеобщее обозрение в коридоре, зубы свело болью.
Шурики ввалились в кабинет, который внезапно стал невероятно тесен. Оба носили одинаковые черные пиджаки и вельветовые брюки, делавшие их фигуры еще более нескладными. Шурик номер два держал в руках небольшой пакетик, а номер один — сложенную рулоном газету «Комсомольская правда». Маэстро машинально отвернул кульман к стене, хотя практического смысла в этом не было никакого. Вряд ли визитеры знали, что это предмет, а не еврейская фамилия.
— Ну что?
— Хату проверили. Бабская хата, ничего особенного.
Маэстро вздохнул. Ровно как он и подозревал.
— Шмотки, цацки, журналы эти везде… — Шурик номер один запнулся. — Гламуровые, вот. Хахаля вроде не водит.
— Холодильник пустой, — добавил Шурик номер два.
Маэстро быстро протянул первому конверт, который мгновенно исчез в широком кармане помятого пиджака.
— Спасибо, ребятушки, — Маэстро кивнул и встал у окна. — Дело, конечно, того не стоило, но все равно спасибо. С сумочкой не выгорело, я уже понял. Жаль, жаль…
Он поцокал языком.
Шурики молчали, потом номер один забрал у второго пакет.
— Мы еще в мусоре пошарили, — Маэстро скривился. — Нашли вот. Может, что важное.
Что можно выудить из мусора в квартире пригламуреной дуры? Маэстро на мгновение вскинул глаза к потолку. Из пакета Шурик достал второй пакет, прозрачный — и в нем болталось что-то мокрое, похожее на детскую игрушку, но определенно биологического происхождения.
Ярко-фиолетового цвета с шипами.
Маэстро стало нехорошо. Шурики, не дожидаясь его реакции, положили на стол газету и развернули, явив взгляду профессора скомканный исписанный лист бумаги. Маэстро осторожно, двумя пальцами развернул листок и начал читать.
— Оставьте… — прошептал он. — Идите, идите. И это…
Неужели свершилось? Он боялся произнести свою мысль вслух, поэтому выбрал обходной путь.
— Проследите за ней. Обычная такса. Адрес знаете.
Шурики синхронно кивнули и скрылись за дверью. Задавать вопросы они не любили и занимались этим только, когда вознаграждение казалось недостаточным.
Маэстро завернул пакет в газету и торопливо вышел. В мозгу настойчиво звенела мысль о том, что она сама пришла к нему… сама, по доброй воле! И он дал мерзавке уйти живой и невредимой! Старый дурак, слепец!
В лифте ему встретился Михалыч — зам главного энергетика, лысенький холостяк, любивший засиживаться допоздна, играя в танчики. Маэстро лишь торопливо кивнул, хотя по лицу Михалыча было ясно — тот бы не отказался пропустить по стакану пивчанского и пожаловаться на жену, которая давно бросила его и даже отсудила приличные алименты. Маэстро все его истории знал наизусть, потому что Михалыч и в трезвом виде говорил на единственно важную для него тему.