Выбрать главу

— Банзай! — заорало дерево и со всей мочи треснуло ветками возмущенно лязгнувшую карету.

— Полундра! — и Колобок, вступив в битву, с разбегу вскочил на продавленную крышу, заставив ее обладательницу взбрыкнуть и, подобно доведенному до бешенства быку, начать кружиться вокруг своей оси.

Кащей уворачивался от дикого транспорта, одновременно, по-видимому, пытаясь вспомнить подходящее заклятье, но пока что безрезультатно — даже "мореволнуется" не помогло. Дерево, получив увесистый пинок в область ствола, охало и ощупывалось. Колобок, вопя, носился верхом на обезумевшей карете между мусорными сопками и призывал страшные кары на голову склеротика-Кащея. Самому ему, видимо, было невдомек прокричать пару-другую тормозящих волшебных слов. Я же оных не знал совершенно.

Поэтому сделал то, что, по крайнему моему разумению, должен был сделать любой человек, обладающий хотя бы зачаточной храбростью. Схватив валяющийся рядом обломок двуручного меча, я подскочил к карете и вонзил его между передними колесами, которые тут же намертво заклинило. Карета, удивленно хлопнув дверцей, как в замедленной съемке, полетела вверх тормашками. Прямо в мои подставленные руки сверху хлопнулся верещащий господин Колоб. А карета неожиданно замерла в воздухе, ошеломленно похрустывая железными суставами.

— Вот-с, друзья мои, я вас и выручил, — несколько неуверенно заявил Кащей.

— Это Глым нас выручил, — рыкнул Колобок, спрыгивая с меня. — Если бы ты не остановил этот искусственный интеллект, он бы сейчас просто сложился, как карточный домик — хруп! А так сейчас ты его отпустишь, и мерзавец опять накинется на нас.

— Вы просите хрупа? Их есть у меня! — и Кащей передернулся всем утлым телом.

Карета, продолжая движение, подлетела к земле и — да не просто "хруп", а "ХРАААЗЗЬЬЬ" — ее буквально смяло, раскатало и наделало из полученного железного теста множество заготовок для вкуснейшего кулинарного изделия "хворост".

— Мило, — нервно зевнув, сказал я. — Теперь позвольте ма-аленький вопросик. На кой хрен вам какой-то Сказочник, ежели тут мы имеем самую настоящую машину для убийства? Вы что, сами со своим Шаманом разделаться вот эдак, запросто, не можете? В труху его! В пы-ыль!

— Глупый вопрос, — холодно ответил Кащей. — Мы тебе повторяли уже триста сорок раз — Сказочник придумывает сказки, без чего этот мир не может функционировать. Да, не отрицаю, я — машина для убийства, не для выделки сказок. Прискорбно, но не мы все это придумали.

— А кто? — вскипел я. — Кто тут всем заправляет?

— Придумщик, — скучно сказал Кащей. — Заправила. Называйте его как хотите. Такой в любом мире есть. Только у вас с ним как разговаривают, через попов, кажется? А у нас наоборот — он разговаривает.

— С кем?

— А с кем ему надобно, с тем и разговаривает. Вот и нам было сказано. И до вас, может, очередь дойдет.

— Тупость какая, — фыркнул я, и тут же услышал в голове как бы вздох, а затем чей-то ехидный голос: "Ну, ты, знаешь ли, выбирай выражения!".

Я с подозрением уставился на наставников.

— Кто это?

— Не понял? — воздел брови Колобок.

— Все ты понял. Кто это сказал?

— Не знаю, — Кащей пожал плечами. — Наверно, та самая тупость, о которой вы, милейший Глым, только что вели речь.

Во попал! Да у них тут тоталитарный режим! Постоянная слежка! А я еще сбежать хотел… Отсюда не то что сбежать — даже подумать об этом не получится.

— И часто он так… общается?

— Только когда почувствует, что ты готов его услышать, — сообщил Колобок.

— И с тобой он тоже говорит? — спросил я, повернувшись к дереву, которое тщательно растирало ствол.

— А то, — отозвалось оно. — Но очень редко. И всегда не по делу. Путает с кем-то. Инструкции дает какие-то. Да пребудет с тобой Сила, и все такое…

— Это бывает, — заметил Кащей. — Нас много, а он один. Вообще лучше о нем не думать. Чем чаще к нему взываешь, тем меньше гарантии, что отзовется. Только в самых крайних случаях.

— А сейчас что — не крайний случай?

— Видимо, нет.

— Хорошо. Вернемся к нашей теме.

— Про инструкцию? — обрадовался Кащей.

— Про свалку. Ведь все начиналось, если помнишь, с нее.

— Про свалку рассказывать практически нечего, — сказал Кащей, откровенно зевая. — Это Агромадная Свалка, на которой хранится весь мусор…

— Это я понял, — нежно, как бы говоря с умалишенным, проворковал я. — А зачем вы, такие многомудрые, притащили меня именно СЮДА?

— Потому что Свалка — как раз то самое место, куда мы ни разу не водили кандидатов в Сказочники. Во всех других местах не получалось. Может, тут что и выйдет?

Я покрутил головой:

— Смачно. Знаете, меня всегда умиляли вот такие финты ушами. Нет бы сказать, что именно тут вырабатываются самые сложные, воздействующие на неокрепшие умы, флюиды, позволяющие более органично слить сознания будущего Сказочника с окружающим его новым миром… А вы? Не получалось у них, видите ли. Может, хоть тута вытанцуется. Сельпо!

Видимо, таинственное слово, изреченное мной, было недоступно пониманию человеку-кости и человеку-сушке. Потому как последний мгновенно налился свекольным и запыхтел, Кащей же до пронзительного хруста сжал свои устрашающие челюсти.

— Напуган, — сообщил я. — До дрожи нервенной. Может, и дерево покажет, как оно умеет злиться?

— Не покажет, — откликнулось дерево, довольное, что его наконец-то приняли в разговор. — И скажу, почему. Потому что мы, деревья, довольно мирные существа. Мне эвон как корешки оторвали — и ничего. Спокоен, весел и готов к борьбе.

— Какой?

— Какой скажете. Дзю-до и дзю-после, революционной и с тараканами.

— Берите пример, — я указал на дерево все еще пыжащимся наставникам.

— Тем более я все равно могу ночью подобраться к этому, — и дерево махнуло веткой в сторону Колобка, — и сесть на него. Выйдет славный блинчик.

— Не стыдно? — заорал доведенный до кондиции Колобок. — Големыч, ну что ж ты молчишь? Заступись!

— Знаете, Колоб, а ведь эти двое абсолютно правы, — отверз наконец бульдожьи уста Кащей. — И хотя в прежнее время филейные части одного уже сладко бы шкворчали на обкорнанном тулове другого, на сей раз я признаю свою неправоту. Так сказать, Кащей всегда отдает долги чести.

Колобок — да что там скрывать, и я с деревом — просто позеленели и отмерли. Таких слов от Кащея лично я не ожидал — хотя, не спорю, сказано было вполне в его манере. Но чтобы вот так, запросто, повиниться перед каким-то жалким кандидатом в мастера, который еще ничем, кроме нечленораздельных жалоб, не отличился…

— Вот, — сказал Кащей, явно чтобы хоть как-то разрядить обстановочку, — но хочу сразу предупредить — возвращаться к этому досадному эпизоду мы больше не будем.

— Давай в зеркальце глянем, — предложил я. — На Шамана поглядим.

— Чего на него смотреть? — сплюнул крошками Колобок. — Дрянной тип.

— Врага нужно знать в лицо, — поддержал меня Кащей. — Гляди, Глым. Зеркальце, зеркальце, покажи нам Шамана.

— Не в рифму, — сказал мрачно Колобок.

— Ситуация, — сухо отрезал Кащей. Мы, сгрудившись вокруг зеркала, заглянули в него. Сначала оно отразило наши ставшие безобразными лица (а я уж думал, кащееву мордашку ничто не может испортить), а затем ставшую поистине акульей челюсть моего наставника сменило изображение занавеса с вполне реальными заплатками. На нем появилась крупная надпись: "Шаман. Часть 1". Половинки занавеса мягко разошлись в стороны, открыв мне неожиданное зрелище.

Глава седьмая

Что же за зрелище открыли мне разошедшиеся в стороны половинки занавеса?

Я действительно не ожидал увидеть то, что предстало моим глазам. Не скрою, воображение уже рисовало мне сухопарого седого старика с длинной, в завитках, бородой и клочкастыми бровями, который, рисуя в воздухе суковатым посохом каббалистические символы, свободной рукой щедро бросал в кипящее в котле варево любимую пищу Кащея — жаб, ужей и пауков. Но вместо этого мое внутреннее "я" издало такое совиное уханье, что костистый еле успел ухватить едва не вырвавшееся из его руки зеркальце.