Если я опоздала, начала рассуждать она, а Ким еще не пришла, значит, все столики заняты и придется искать другое место, где можно отведать яблочного пирога с корицей за непринужденной беседой с подругой.
Но, увидев, что за дальним столиком скучает миловидная блондинка и все время поглядывает на часы, висевшие над барной стойкой, Оливия радостно улыбнулась и зашла в заведение.
Проходя мимо столиков, она сняла длинный шарф и расстегнула молнию на пуховике. Сунув перчатки и шапку в сумку, Оливия остановилась и повесила пуховик на спинку стула.
— Как я рада тебя видеть! — приветливо воскликнула Кимберли Лех и, поднявшись с мягкого кожаного сиденья, крепко обняла подругу. — Тебя не было в городе всего два дня! А кажется, что прошла вечность!
Оливия чмокнула подругу в щеку и села за стол.
— Хочу яблочного пирога и кофе с корицей! — призналась Оливия и шутливо погладила свой живот. — Я безумно голодная!
На первый взгляд эти две девушки созданы для дружбы друг с другом. Как говорят мужчины — и, пожалуй, эта единственная истина, с которой я смогу согласиться, — женская дружба существует только до тех пор, пока каждая из подруг не почувствует конкуренции.
Кимберли всегда хотела быть красавицей и приложила к этому немало усилий. Для нее внешность всегда была главным. А рядом с Оливией, довольной своим ненавязчивым образом школьной учительницы, Ким смотрелась еще ярче и эффектнее, как павлин на фоне городского голубя.
Однако Оливия Уильямс этого не замечала. А может, просто не хотела? Ей было комфортно с Ким, потому как Оливия чувствовала себя более эрудированной и начитанной особой, что очень льстило ей. Она всегда пересказывала Ким прочитанные книги, поражала фактами из истории литературы. Кимберли же готова была всегда выслушать поток энциклопедической информации и даже могла задать пару вопросов.
Так вот. Если вернуться к мужской теории, то серая мышка всегда будет лучшей подругой красавице-вертихвостке, а рассудительная всезнайка почувствует себя еще умнее в общении с посредственной личностью.
— Ты пойдешь со мной на вечеринку писателей? — спросила Оливия, доедая яблочный пирог и запивая его горячим кофе.
— Прости, но у меня другие планы. Ты же знаешь, как я буду чувствовать себя, когда меня окружит свора старых пингвинов и спросит, что я думаю об испанской революции в книге Хемингуэя «Когда звонит колокол»?
— «По ком звонит колокол», — поправила ее Оливия. — Тебя не будут спрашивать об этом. Ты же не на экзамене.
— Ага. — Кимберли выпрямилась, подперев бока руками. — В прошлый раз меня спросили, что я думаю о Доминике Форде. Я ответила, что если бы не ее укладка, которую она сделала в конце фильма... Просто испортила все волосы! Сожгла перекисью, а потом выпрямила! Ужас! — Ким понесло в другую сторону, потом она опомнилась и вернулась к разговору: — Я решила, что меня спрашивают о фильме «Прощай, замужество!», где главную роль играет тот парень, что из «Дурнушки Бетти»... забыла его имя.
— Ллойд Ричардсон, — вставила Оливия и продолжила слушать подругу с улыбкой на губах.
— Да черт с ним, с этим Ричардсоном! Речь шла о другом. Меня спросили о каком-то романе, уже не помню названия, там Доминик Форд не маникюрша из дешевого салона красоты, а адмирал целой роты! Меня подняли на смех! Нет уж.
— Доминик Форд был полководцем, а не адмиралом, — снова поправила ее Оливия. — «Бессонные ночи», Гарри Зики. Автор этой книги был номинирован на Нобелевскую премию пять лет назад.
Кимберли тяжело вздохнула. По ее виду было заметно, что ей до лампочки и Гарри Зики, и «Бессонные ночи», и Альфред Нобель с его премией. Впрочем, она мгновенно забыла, о чем говорила несколько минут назад. В глазах ее вспыхнул огонь, и Кимберли снова начала восторженно тараторить:
— Сегодня я получила письмо по электронной почте! Представляешь?! «Мой принц» решил со мной встретиться! Прямо в Рождество! Мы проведем его вдвоем.
«Моим принцем» был некий молодой человек из интернет-чата «Кто так одинок». Ким познакомилась с ним три месяца назад. И была поражена его стихами. Если бы она знала, что «Мой принц» строчит ей стихи Шекспира, если бы она вообще когда-нибудь читала Шекспира, то, возможно, поняла бы, что красивые строчки идут из толстого томика, а не из уст и не из головы «Моего принца». Ведь Шекспира ни с кем нельзя перепутать.
Ким не понимала, о чем говорят эти строки, но была заворожена их красотой. Возможно, «Мой принц» и завоевал расположение красавицы Кимберли с помощью гениального классика.