Почему же, Мира слыхал. До того, как выловили, да на завод взяли, жил с матерью, отцом и братьями, их и любил. А ещё знал, что они его любят и друг друга тоже. Но рыжую простил – видно решила хозяйка с этим Александром мальков человеческих завести, вот и пытается ему понравится. Люди – они такие, всегда врут.
Но почему-то так печально стало… Мира к хозяйке привязался, полюбил. Не мальков делать хотел, как Александр, но остаться без неё будет грустно.
Потом хозяйка совсем приходить перестала. Загрустил Мира, не ест ничего, отощал. Совсем скучает. А потом нате вам, объявилась. Нарядная вся, напудренная, Мира даже не признал.
– Русалочка, – говорит, – нельзя тебе больше тут жить. Скоро я к Александру поеду, так что тебя на завод вернут. Но я распоряжусь, чтоб кормили досыта, так-то.
Думал Мира от тоски на берег броситься. Не в кормёжке дело, привязался к рыжей, хоть ты тресни. Но берег высокий, а он ослабел с голоду. Вцепился в опору мостков, решил, что на заводе уж точно уморят его.
Слышит – бочку привезли. Грузят его, он хвостом не бьёт, не противится.
– Какой-то он дохлый. Ох не довезём…
«А хоть бы и не довезли!» – думает Мира.
Поставили бочку, вот сейчас затарахтит машина. Вдруг слышит – топот лёгких ног и голос служаночкин.
– Стойте! Стойте! Хозяйка велела, чтоб этого вести не в завод, а за город, на озёра, а там и выпустить.
– Да брешешь ты, дура! – не поверили работяги. – А как пойду сам у госпожи спрошу?
Рассмеялась девушка:
– Ты спроси, я-то не пойду. Она ж осерчает на меня! Некогда ей о всяких полудохлых уродцах думать, когда свадьба на носу.
Так никто к хозяйке и не пошёл ничего выяснять.
Машину долго трясло, Мира думал конец ему пришел. Уже и глаза прикрыл…
Но вдруг машина остановилась и выплеснули его не в смрадную воду около заводской набережной, а в настоящее озеро.
Машина уехала, а Мира долго вглядывался в прекрасное небо, которого нет в городе. Под таким небом можно жить, а городское лишь для выживания подходит….
Русалки хватились вечером. Машина вернулась на завод, а пустая. Суд да дело, разузнали, что служанка не туда направила. Стали девку искать, чтоб выпороть, а её и след простыл. Никто её больше не видал в городе. Как знать, куда сбежала… Дура и есть – из хозяйского дома по своей воле уйти!
4. Капелька росы
Вокруг, насколько хватало взгляда, простирался луг. Ветер играл в травах и цветах, клоня их разноцветные головки к земле и разнося нежные ароматы. Медный сидел на бетонной стене, ограждающей Город, и качал ногой, тихонько поскрипывая. Он не чувствовал ароматов, которые доносил ветер. Да что там, Медный не почувствовал бы их, даже спустись он со стены и уткнись лицом в цветок, такова уж была его природа.
– Слезай оттуда! Позеленеешь, дурак! – закричал снизу Стальной.
Ох, знал бы он, что с того времени, как в степи начинают распускаться цветы, Медный каждую ночь выходит за стену и приносит в дом целые охапки цветов, а потом проводит ночи напролет за тем, что копирует их форму. Они получаются даже лучше их хрупких оригиналов, потому что не вянут… Но всё равно им чего-то не хватает. Из-за этого «чего-то» Медный всё свободное время проводит на стене, вглядываясь вдаль.
– Слезай, говорю! Замучаешься чиниться! – гаркнул Сталь опять и шарахнул кулаком по стене.
Сталь был здесь главный. В его обязанность входило приглядывать за всеми и распределять ресурсы. Медный ему – как бельмо на глазу: то целыми днями сидит на стене, обдуваемый сырыми ветрами снаружи, то из меди, положенной для ремонта, что-то несуразное вылепит. Ну как несуразное… Красивое, но совсем бесполезное. Ни к какому делу это не пристроить, а ресурсы истрачены.
– Да отстань ты от него, Сталь, – звонко рассмеялась Серебро. – Пусть сидит. Сам потом зеленый будет.
Она, как и её сестрица Золотая, любили приходить смотреть на его цветы. Но Золотая никогда не вставала на защиту Медного. А вот Серебро, повстречав как-то под утро Медного с зеленоватыми от росы потеками на ногах, не стала ничего говорить Стали. Как-то раз он видел, как сама Серебро сидела на стене и смотрела на луну и звезды.
Да, серебро зеленел. От постоянной сырости часть деталей покрыла изумрудная короста. Иногда она мешала двигаться, но не более того. Ему было скучно жить так, как жил Сталь или Золото. Или невозмутимый Алюминий, который раньше блистал, как Серебро, но теперь постоянно таскался за Сталью, желая во всем подражать ему. Со временем блеск потускнел, словно его никогда и не было, но ничто его больше не трогало. Лучше уж зазеленеть насмерть, чем так.
Цветы снаружи колыхал ветер, а цветы в мастерской стояли неподвижными. Ближе к ночи Медного спустился к себе и снова долго смотрел на медные цветы, а потом тихо ушел за стену, чтобы вновь гулять по лугу до утра. В тот день любопытная Серебро ушла следом, но он даже не заметил этого…