— Это похоже на шантаж, — сказала она.
— Ну да, конечно, я знаю, о чем ты думаешь.
— Я не могу уважать тебя, пока ты меня так шантажируешь, — произнесла она.
— А что прикажешь делать?
— Да ничего.
Плевал он на то, уважает она его или нет. Впрочем, это мало ее задевало — она себя ценила не столь высоко. И это в двадцать семь лет! Всего три года назад она жила в Париже, одна или с кем хотела, дышала полной грудью. А теперь вот чахнет в этом искусственном, будто из папье-маше, мирке, возле молодого неуравновешенного мужа, который сам не знает, чего хочет. Она нервно рассмеялась. Он приподнялся, прищурив глаза. Ему не нравился такой смех, хотя иногда он был способен проявить тонкое чувство юмора.
— Не надо так смеяться.
Но она не останавливалась, продолжала тихо и уже как-то умиротворенно посмеиваться. Она думала о своей парижской квартире, о ночных улицах, о безумствах юности. Алан встал.
— Пить не хочешь? Смотри, как бы тебя не хватил солнечный удар. Принести тебе апельсинового сока?
Он опустился возле нее на колени, положил голову на ее руку, посмотрел в глаза. То была его тактическая уловка: когда он видел, что ревность ее не трогает, он становился нежным. Она провела ладонью по его красивому лбу, обогнула пальцами овал твердых губ, продолговатые глаза и в который раз спросила себя, что же сводит на нет спокойную мужественность этого лица.
— Принеси мне лучше бокал бакарди, — сказала она.
Он улыбнулся. Он любил выпить, и ему нравилось, когда она пила вместе с ним. Ее об этом предупреждали. Сама она была довольно равнодушна к алкоголю, однако порой ей хотелось набраться до бесчувствия.
— Значит, два бакарди, — сказал он.
Он поцеловал ей руку. На них умиленно посмотрела седовласая американка в цветистых шортах. Жозе не улыбнулась ей в ответ. Она смотрела на Алана, удалявшегося легкой поступью избалованного жизнью человека, и, как это случалось всякий раз, когда он куда-то уходил, к ней подступила легкая грусть. «Но ведь я его больше не люблю», — прошептала она и поспешила закрыть рукой лицо, будто солнце могло уличить ее в неискренности.
Наконец-то возвратившиеся друзья застали их лежащими на песке: Жозе, положив голову на плечо Алана, с жаром обсуждала с ним какой-то роман. Возле них валялось несколько пустых фужеров, и Брандон Киннель указал на них взглядом. Весьма неглупая женщина, Ева Киннель красотой не отличалась; и она, и ее муж были людьми дружелюбными. Жозе ей нравилась, Алана она, как и Брандон, побаивалась. Киннели жили в полном согласии, за понятным исключением тайного безответного чувства, которое Брандон питал к Жозе.
— Ну и денек! — сказала Ева. — Провести в море целых три часа и поймать какую-то жалкую барракуду…
— Зачем бороздить океаны? — произнес Алан. — Ведь счастье — на песчаном берегу.
Он поцеловал волосы Жозе. Она подняла голову, увидела, что Брандон глядит на пустые фужеры, и мысленно послала его ко всем чертям. Алан был в ударе. Она приятно провела время на дивном пляже, и что с того, если в том ей помогли несколько бокалов бакарди?
Жозе прикоснулась к загорелой ноге мужа.
— Счастье — на песчаном берегу, — повторила она.
Брандон отвернулся. «Кажется, я сделала ему больно, — подумала она. — Он, наверное, любит меня. Странно, я об этом совсем не думала». Она протянула ему руку.
— Помогите мне подняться, Брандон, от этого солнца у меня кружится голова.
Она сделала ударение на «солнце». Он протянул ей руку. Многие задавались вопросом, почему Брандон Киннель, походивший на рассеянного морского волка, взял в жены Еву, которая напоминала какую-то букашку. Видимо, это произошло по двум причинам: она была умна, а он робок. Он помог Жозе подняться, та покачнулась и, чтобы не упасть, прильнула к нему.
— А как же я, Ева? — спросил Алан. — Вы хотите на всю ночь оставить меня одного на пляже? Вы же видите, что я пьян, как и Жозе. Мы оба наклюкались. Разве она не призналась, что нам было хорошо?
Он лежал на песке и смотрел на них ухмыляясь. Жозе на мгновение отпустила руку Брандона, потом решительно на нее оперлась.
— Если тебя от двух рюмок повело, то я тут ни при чем. Я трезва как стеклышко и хочу есть. Я пошла с Брандоном ужинать.
Она повернулась к нему спиной, забыв о Еве. Впервые за последний год ей пришла в голову мысль о том, что кроме Алана на земле есть другие мужчины.
— Он бывает просто невыносим, — прошептала она так, что ее нельзя было не услышать. — Всегда все портит.