Их совместная жизнь становилась вполне возможной, в этой жизни он продолжал бы нуждаться в Жозе, но по-иному, как всякий мужчина нуждается в женщине. Теперь у него была не только она. Поэтому Жозе спокойно наблюдала за тем, как Лора Дор играет роль музы, а Алан мало-помалу поднимает голову, вновь обретает уверенность, легкое чувство превосходства. Теперь Лора чаще говорила о Ван Дейке, чем о Марке. Об этом Жозе шепнула с трудом протиснувшемуся к ней, облаченному в черный велюровый костюм Северину.
— Я тебя понимаю, — улыбнулся он в ответ. — Твой муж осточертел мне своими расспросами. Ты знаешь, что почти все картины уже проданы?
— Правда? А как ты сам их находишь?
— Они очень своеобразны. Напоминают мне… э-э…
— Не мучайся, — сказала Жозе. — Я же знаю, что ты в этом ничего не понимаешь.
— Ты права. Мы обедаем у Лоры? Посмотри на нее: можно подумать, что это ее выставка.
— Она счастлива, — сказала Жозе, которую переполняло снисхождение к Лоре. — Она действительно много для него сделала.
— Все так говорят, — сказал Северин. — Тебе придется услышать немало язвительных намеков.
— Такая роль меня устраивает, — сказала, пожав плечами, Жозе.
— Лишь бы он оставил тебя в покое, да?
Они расхохотались. Алан повернулся в их сторону. Он было нахмурил брови, но, увидев Северина, улыбнулся.
— Очень мило с вашей стороны, что вы пришли. Вам нравится?
— Это потрясающе, — ответил Северин.
— Таково, видимо, общее мнение, — удовлетворенно хмыкнув, сказал Алан и обратился к ожидавшему своей очереди поклоннику.
Северин смущенно закашлялся, а Жозе покраснела.
— Если теперь он будет воображать из себя Пикассо…
— Это лучше, чем роль Отелло, дорогая моя…
Он увлек ее за собой. Они покинули выставочный зал и присели на террасе соседнего кафе. Северин болтал без умолку. Жозе рассеянно его слушала. Она вспоминала, как дней десять назад Алан с искаженным лицом вопрошал: «Как ты считаешь, это неплохо? Это чего-то стоит? Ну скажи же что-нибудь!» Она сравнила тогдашнюю его мучительную гримасу с тем самодовольным видом, который был у него, когда он произнес: «Таково, видимо, общее мнение». Перемена произошла подозрительно быстро. Ведь Алан был слишком умен и, главное, лишен чрезмерного тщеславия.
— Ты меня не слушаешь?
— Нет, нет, что ты, я слушаю.
Северин ударил кулаком по столу.
— Да нет же! После своего возвращения ты совсем меня не слушаешь, ты всегда настороже. Вы оба смахиваете на призраков. Согласна?
— Да.
— Это главное.
Удивленная серьезностью его тона, она повернулась к нему, и ее охватил гнев.
— Ты рассуждаешь, как Бернар. Мы с Аланом несколько обременяем вас, не так ли?
— Бернар, скорее всего, обременен своими личными делами, как и я. Но, как и я, он тебя любит.
Жозе импульсивно схватила его за руку.
— Извини. Я сама не знаю, что говорю. Скажи честно, Северин, я сама во всем виновата?
Он не спросил «в чем?», лишь тряхнул головой.
— Ты не виновата. В таких вещах вообще никто не бывает виноват. Я не думаю также, что ты сама способна все уладить. Ведь вначале он, со своей детской наивностью, и меня было ввел в заблуждение. Если бы Лора не оказалась из-за него в таком состоянии…
— В каком состоянии?
— Она безумно влюблена в него, а он каждый день с ней встречается, искушает, но даже прикоснуться к ней не хочет… Нельзя же так. Она мечется между снотворным и виски. Дор хотел отправить ее в Египет, но твой муж сказал убитым голосом: «А как же без вас моя выставка?» — и она осталась.
— Я этого не знала.
— Ты никогда ничего не знаешь. Ты так боишься ввязаться в эти дела, что постоянно витаешь в облаках. Кстати, о чем ты мечтаешь?
Она засмеялась.
— О пустынных берегах.
— Я так и думал. Как только у тебя неприятности, ты начинаешь мечтать о пустынных берегах. Ты помнишь, как…
Она привычно оглянулась назад, и это его позабавило.
— Не волнуйся, его там нет.
— Речь идет не о простых житейских неприятностях, Северин, а о моем муже. Он любит меня, и я дорожу этим.