«Вот ужас-то, — думал Муми-тролль. — Скоро погреб с вареньем опустеет. А что я скажу весной, когда мама с папой проснутся и увидят, что картины висят вверх ногами, а в доме полно народу?»
Он вылез обратно через туннель, чтобы посмотреть, не забыли ли они кого-нибудь во дворе.
Там светила луна, да в снегу сидел один-одинешенек Юнк и выл. Вытянув морду вверх, к луне, он выводил длинную печальную песню.
— Почему ты не хочешь войти в дом и лечь спать? — спросил Муми-тролль.
Юнк посмотрел на него позеленевшими от лунного света глазами. Одно ухо у него стояло торчком, другое повисло. Казалось, он к чему-то прислушивался, и вся его морда застыла в ожидании.
И тут они оба услыхали, как где-то далеко воют волки. Юнк мрачно кивнул и снова натянул на себя шапчонку.
— Это мои большие сильные братья! — прошептал он. — Если бы ты знал, как я по ним тоскую!
— А ты их не боишься? — спросил Муми-тролль.
— Боюсь, — ответил Юнк. — Это-то и есть самое печальное.
И Юнк свернул на протоптанную тропинку к купальне.
Муми-тролль снова влез в окно гостиной.
Какая-то малютка испугалась зеркала и всхлипывала, сидя в трамвайчике из пенки.
А так все было тихо.
«Как трудно им приходится, — подумал Муми-тролль. — Может, и не так уж страшно, что съели столько варенья. А банки, приготовленные на воскресенье, можно всегда припрятать… Ну те, что с клубничным вареньем… на время припрятать».
Однажды на рассвете долина пробудилась от чистых пронзительных звуков рога. Сидевшая на полу пещеры Мю стала притопывать в такт ногами. Туу-тикки навострила уши, а пес Юнк, поджав хвост, уполз под скамейку.
Предок Муми-тролля сердито загрохотал печной вьюшкой, и большинство гостей проснулись.
Муми-тролль ринулся к окну, вылез в него и стал пробираться через снежный туннель.
При свете лучей бледного зимнего солнца с горного склона съезжал огромный хемуль. Он трубил в сверкающий медный рог, и казалось, чувствовал себя превосходно.
«Этот съест целую прорву варенья, — подумал Муми-тролль. (Интересно, что у него на ногах?)».
Хемуль положил рог на крышу дровяного сарая и снял лыжи.
— Хорошие у вас тут холмы, — сказал он. — А слалом у вас есть?
— Сейчас узнаю, — ответил Муми-тролль.
Он снова влез в гостиную и спросил:
— Есть тут кто-нибудь по имени Слалом?
— Меня зовут Саломея, — прошептала малютка, испугавшаяся зеркала.
Муми-тролль подошел к Хемулю и сказал:
— По имени Слалом почти никого нет. Есть только одна по имени Саломея.
Но Хемуль, не слушая его, обнюхал папину табачную делянку.
— Хорошее место для жилья, — похвалил он. — Здесь мы построим снежный дом.
— Вы можете поселиться у меня, — чуть помедлив, сказал Муми-тролль.
— Нет, спасибо, — ответил Хемуль. — В доме — спертый воздух, это вредно для здоровья. Мне нужен свежий воздух, много свежего воздуха. Мы сейчас же примемся за работу, чтобы не терять зря времени.
Между тем гости Муми-тролля мало-помалу выбрались из дому и молча наблюдали за Хемулем.
— А вы не можете еще поиграть? — спросила крошка Саломея.
— Всему свое время, — бодро ответил Хемуль. — Сейчас мы поработаем.
Немного погодя все гости уже строили снежный дом на табачной делянке Муми-папы, а Хемуль в это самое время плескался в реке, и несколько замерзших малюток в ужасе смотрели на него.
Муми-тролль со всех ног помчался к купальне.
— Туу-тикки! — закричал он. — Сюда приехал какой-то хемуль! Он думает поселиться в снежном доме; как раз сейчас он купается в реке.
— Ах вот что! Вот он какой, этот Хемуль, — серьезно заметила Туу-тикки. — Значит, конец мирной жизни в долине.
Она отложила в сторону удочку и пошла с Муми-троллем к дому.
По дороге они встретили малышку Мю, сиявшую в предвкушении новых событий.
— Видели, что у него на ногах? — воскликнула она. — Это называется лыжи! Я думаю сию же минуту раздобыть себе такие!
Дом Хемуля медленно вырастал. Гости работали не покладая лап, бросая тоскливые взгляды на погреб с вареньем. Хемуль же после водных процедур занимался на берегу гимнастикой.
— Ну, не удивительная ли это штука — холод! — бодро восклицал он. — Я никогда не бываю в такой отличной форме, как зимой. Не хотите ли тоже окунуться перед завтраком?
Муми-тролль смотрел на черную куртку Хемуля с лимонно-желтыми узорами и огорченно удивлялся, почему Хемуль не кажется ему симпатичным. Ведь он так тосковал, так тосковал по такому, как Хемуль, радостному и открытому, а совсем не таинственному и скрытному.