— Да я и сам не знаю, — пробормотал, краснея, Юнк.
И как можно скорей снова шмыгнул в купальню, где так хорошо мечталось о волках.
Вот с кем бы ему хотелось поиграть! Какое великое счастье было бы охотиться вместе с волками, следовать за ними повсюду, делать все, что делают они, исполнять все их желания. И мало-помалу он бы одичал и стал таким же вольным, как они.
Каждую ночь, когда лунный свет мерцал в ледяных цветах и разводах оконных стекол, Юнк просыпался в купальне и садился, прислушиваясь. И каждую ночь, надвинув шапчонку на уши, он неслышно прокрадывался из купальни на берег.
Он всегда шел одной и той же дорогой, пересекал берег, поднимался на горный склон и брел на юг в лес. Он заходил так далеко, что лес редел, и он мог заглянуть в глубину Пустынных гор. Там Юнк садился в снег и ждал до тех пор, пока не раздавался волчий вой. Иногда волки были очень далеко, иногда ближе. Но выли они почти каждую ночь.
И всякий раз, услышав их, Юнк задирал морду вверх и выл им в ответ.
На утренней заре он снова тайком пробирался домой, в купальню, заползал в шкаф и спал.
Однажды Туу-тикки, взглянув на него, сказала:
— Так ты никогда их не забудешь.
— А я не желаю их забывать, — ответил Юнк. — Потому-то я и хожу туда.
Довольно странно вела себя самая робкая из всех гостей долины, крошка Саломея, которая и вправду любила Хемуля. Она жила в постоянной надежде еще и еще раз услышать звуки рога. Но, к сожалению, Хемуль был такой огромный и так всегда спешил, что никогда не замечал ее.
Как она ни торопилась подбежать к нему, Хемуль всегда уезжал на лыжах раньше, и если она иной раз успевала подойти к нему, когда он начинал трубить в рог, то рог тут же смолкал. И Хемуль принимался за что-нибудь новенькое.
Несколько раз крошка Саломея пыталась объяснить Хемулю, что она от него в восторге. Но она была слишком застенчива и деликатна, а Хемуль никогда не умел слушать как следует.
Так что ничего серьезного ей так и не удалось ему сказать.
Однажды ночью крошка Саломея проснулась в трамвайчике из пенки, где на задней платформе она устроила себе постельку. Спать там рядом с пуговицами и английскими булавками, которыми семья Муми-троллей в течение долгого времени наполняла трамвайчик — лучшее украшение своей гостиной, — было не очень-то удобно. А крошка Саломея, естественно, была слишком щепетильна, чтобы выбросить из трамвайчика то, что ей мешало.
И вот однажды ночью она услыхала, как Туу-тикки и Муми-тролль разговаривают внизу, под креслом-качалкой, и тотчас поняла, что речь идет о ее любимом Хемуле.
— Так дальше невозможно, — произнес в темноте голос Туу-тикки. — Нам нужно снова вернуть покой. С тех пор как он начал трубить здесь в свой рог, мои мышки-музыканты отказываются играть на флейтах. А большинство моих друзей-невидимок перебралось на север. Все гости долины волнуются, они простудились, сидя целый день подо льдом. А Юнк прячется в шкафу до самой темноты. Кто-то должен сказать Хемулю, чтобы он уходил.
— Я не решаюсь это сделать, — сказал Муми-тролль. — Он так уверен в том, что мы его любим.
— Тогда нужно обманом заставить его уйти, — посоветовала Туу-тикки. — Скажи ему, что холмы в Пустынных горах — гораздо выше и лучше, чем здесь.
— Но там ведь нет холмов, где можно кататься на лыжах, — укоризненно возразил Муми-тролль. — Там одни лишь пропасти да зубчатые скалы, даже не покрытые снегом.
Крошка Саломея задрожала, слезы выступили у нее на глазах.
— Хемуль нигде не пропадет, — продолжала Туу-тикки. — Неужели лучше ждать того часа, когда он сам поймет, что мы его не любим. Сам посуди.
Послушай, а может, ты сама скажешь ему обо всем? — жалобно попросил Муми-тролль.
— Он ведь живет в твоем саду, — ответила Туу-тикки. — Освободи от него сад. Всем станет лучше. И ему тоже.
Потом разговор стих, и Туу-тикки вылезла в окошко.
Крошка Саломея лежала без сна и смотрела в темноту. Так вот оно что! Они собираются прогнать Хемуля вместе с его медным рогом! Они хотят, чтобы он упал вниз, в пропасть. Оставалось одно: предупредить его о Пустынных горах. Но предупредить осторожно. Чтобы он не понял, как все хотят от него отделаться. А иначе он огорчится.
Всю ночь крошка Саломея не спала и раздумывала. Ее маленькая головка не привыкла к таким сложным размышлениям, и, под самое утро, она имела неосторожность заснуть. Она проспала и утренний кофе, и обед, и никто, вообще-то говоря, о ней даже и не вспомнил.
Выпив кофе, Муми-тролль поднялся на холм, с которого катались на лыжах.