— Бедный, бедный наш старый дедушка, — вздыхал папа Ларссон. — Самый мудрый и самый правдивый во всем лисьем роду, и вдруг у него такой правнук.
— Нет, он не переживет этого, — вздыхала мама Ларссон, смахивая хвостом слезинки.
Как ты думаешь, что же произошло?
Может быть, кто-нибудь из семьи попал в беду?
Да, у папы и мамы Ларссонов случилось несчастье.
У них оказался сын, который не хотел быть хитрым!
Надо же, он не хотел учиться обманывать других и не считал папу героем. И у кого бы вы думали зародились такие вредные мысли? Представьте себе, у Людвига Четырнадцатого.
— Только не пори его, — всхлипывала мама Ларссон.
— Ах-ах-ах, — простонал папа еще раз. — Уж я поговорю с ним.
Папа поднялся с кресла и подошел к кусочку бересты, что висела на стене. А на этом кусочке было написано клюквенным соком:
Людвиг Четырнадцатый крадучись вошел в гостиную.
— Ты хотел поговорить со мной, папа? — спросил он.
— Мой дорогой, любимый сыночек… — От неожиданности папа Ларссон начал издалека. — Ты еще не умеешь читать, но, может быть, ты уже знаешь, что написано на этой табличке.
Людвиг Четырнадцатый помотал хвостиком.
— Это девиз нашей семьи! С незапамятных времен, — гордо оказал папа Ларссон.
— Ты что думаешь, я дурак? — спросил Людвиг Четырнадцатый, смешно повертев головкой. — Все это я знаю. Но я знаю еще больше: обманывать других плохо.
Папа Ларссон почесал себя за ухом.
— С кем ты связался? — спросил он. — С каким хулиганьем?
— Это не хулиганье, — ответил Людвиг Четырнадцатый. — Это мои лучшие друзья — зайчата Юкке-Юу и Туффа-Ту. У них есть книжки. У них дома есть книжки, где можно прочесть, что все должны быть добры друг к другу.
Папа Ларссон долго чесал себя за другим ухом. Наконец он промямлил:
— Конечно, все должны быть добры к другим. Но это и значит, что мы должны их обманывать. У зайцев должна быть еще одна книжка, где так и написано.
— Меня это не интересует, — дерзко ответил Людвиг Четырнадцатый. — Я не хочу быть хитрым, не хочу обманывать и не хочу врать. Я хочу быть хорошим.
— А есть ты хочешь? Каждый день? — вкрадчиво спросил папа Ларссон. — А чтобы есть, нужно быть плутом.
— Я куплю еду в магазине, — возразил Людвиг Четырнадцатый.
— А где ты уворуешь деньги? Лучшая еда добывается честно. Во дворах у людей, — назидательно сказал папа Ларссон. — А можешь ты пробраться туда без хитрости?
— Тогда я не буду есть.
Папа Ларссон вздохнул, замахнулся лапой, но передумал.
— Марш в детскую и сейчас же ложись спать! — процедил он сквозь оскаленные зубы. — Он безнадежен, — запричитал папа Ларссон, обращаясь к маме Ларссон, которая стояла на кухне и облизывала языком тарелки после обеда. — Только представить себе: лис не хочет быть хитрым и не хочет обманывать!
— Все изменится, когда он подрастет, — сказала мама Ларссон.
Папа Ларссон вытащил из нагрудного кармашка своей шубы маленькие часики.
— Он не подрастет. Я вижу, что скоро осень. Если Людвиг Четырнадцатый не будет хитрым, он не подрастет. Он не сумеет добывать себе еду. Что же нам делать с ним?
— Мне кажется, что он играет не с теми детьми, — ответила мама Ларссон. — Его друзья отвратительно хорошие. Ты слышал, что он говорил про этих зайчат? Они не научат его добру.
Папа Ларссон даже выскочил из кресла.
— Ты права! — воскликнул он. — С этой минуты Людвигу запрещается выходить без спросу.
— Но не может же он расти совсем один, — возразила мама Ларссон.
— У него много братьев и сестер, — стоял на своем папа Ларссон.
— Которые ходят в школу, — робко напомнила мама Ларссон.
— Но один-то уже закончил школу. И этот один может научить его такому, чего даже мы не знаем.
Он распахнул дверь в детскую:
— Лабан! Сюда!
Старший лисенок крадучись подошел к родителям. Он уже раздался в плечах и научился по-взрослому щурить глазки.
— Мне нужна твоя помощь, — сказал ему папа Ларссон. — Ты успешно сдал экзамены в лисьей школе. И почти уже совершеннолетний.
Лабан скорчил рожицу, оскалив ряд острых зубов:
— Ты ведь знаешь, как меня называет вся лесная малышня.
Этого папа Ларссон не знал.
— Хитрый Лабан, — продолжал лисенок. — Все боятся меня и знают, что на целую милю в округе я хитрее всех.
— Ты гордость нашей семьи. — Папа Ларссон похлопал сына по плечу. — А теперь вся твоя ученость должна пойти нам на пользу. Ты должен позаботиться о Людвиге Четырнадцатом. И заставить его думать не так преступно, как он это делает. Ты ведь, наверное, слышал, как он заявил, что не хочет быть хитрым. Отщепенец!