Людвиг Четырнадцатый чуть не заплакал.
«Пойду-ка я к Ежику, — подумал он. — Ежик еще маленький, но уже мудрый».
Маленький Ежик жил в старом сарае в глубине леса.
— Алло, Ежик! — крикнул Людвиг Четырнадцатый, подойдя к полу развалившейся постройке. — Ты дома?
— Нет, — ответил голос. — То есть я хотел сказать: да, я дома, но меня дома нет.
— Не надо, не шути! Ведь это же я, Людвиг Четырнадцатый, твой друг. Выходи.
— Я не шучу, но я не хочу быть твоим другом, — сказал Ежик. — Я думал, ты добрый. А теперь я знаю, что ты такой же обманщик, как и другие лисы. Думаешь, я не знаю, что вчера ты отнял три воза медовых пряников у Юкке-Юу и Туффе-Ту?
— Это неправда… — начал было Людвиг Четырнадцатый. — Всего один кулек.
— Нет, это правда, — сказал Ежик. — Моя мама слышала это от мамы Агне Попрыгуньи, которая слышала это от мамы Юкке-Юу и Туффе-Ту.
Людвиг Четырнадцатый понял, что Ежик не станет его слушать, и грустно поплелся дальше.
Теперь у него осталось только два друга: горностаи Оке и Бенгт.
Людвиг Четырнадцатый крикнул в нору:
— Выходите поиграть!
— Могу не, хочу не! — ответил Бенгт.
— Не могу, не хочу! — поправил его Оке.
— Нам нельзя! — закричали вместе Оке и Бенгт.
— Почему? — удивился Людвиг Четырнадцатый.
— Наш Ежик слышал от мамы… — начал Бенгт.
— Наша мама слышала от мамы Ежика, — поправил его Оке, — которая слышала от мамы Агне Попрыгуньи, которая слышала от мамы Юкке-Юу и Туффе-Ту, что ты выманил четыре горы медовых пряников у зайчат.
— Один кулек… — начал было Людвиг Четырнадцатый. — И совсем не я…
— Мы играть тебя с нами не будем, — перебил его Бенгт.
— Мы не будем играть с тобой, — поправил его Оке.
Людвиг Четырнадцатый стер слезинку кончиком хвостика.
«Ну почему мои друзья такие несправедливые?» — мучительно думал он. Ведь он-то совсем не хотел быть хитрым и обманывать других, наоборот, он хотел быть добрым и помогать всем.
Людвиг Четырнадцатый понял, что слух скоро распространится среди всех лесных зверей. И к вечеру, наверное, уже будут говорить, что он отнял у Юкке-Юу и Туффе-Ту сто гор медовых пряников.
Людвиг Четырнадцатый растянулся на большом пне и задумался. Папа Ларссон запретил ему играть с другими лесными зверятами. А они-то, между прочим, и сами не хотят играть с ним. Да еще Лабан на него разозлился, уж он, наверное, придумает, как отомстить Людвигу. Нет, не осталось у него друзей. Что же ему делать?
И Людвиг Четырнадцатый нашел только один выход.
Людвиг Четырнадцатый спрыгнул с пня и отправился по совсем незнакомым ему тропинкам. Долго бродил он по лесу, прокрадываясь через прогалины, чтобы ни один враг не заметил его. И наконец решил, что далеко ушел от родной норы.
Наступил вечер. Людвиг Четырнадцатый немножко продрог, хотя на нем была такая теплая шубка. К тому же он еще и проголодался. Ведь он ничего не ел с самого утра, только одну ягодку и один корешок.
«Скоро они будут ужинать, — подумал Людвиг Четырнадцатый и почувствовал себя так одиноко. — Интересно, скучают они обо мне?»
Вдруг стало светлее, и лес кончился. Перед ним вырос плетеный забор, за ним раскинулось широкое поле, а за полем светились огоньки.
Людвиг Четырнадцатый осмотрелся вокруг. Понюхал воздух и вскоре сообразил, где находится.
Это было то место, где вчера вместе с Лабаном они лежали и смотрели на дома людей, лошадей, коров, кур, цыплят и яиц.
«Странно, — подумал Людвиг Четырнадцатый и почесал себя за ухом. — Я пробродил целый день, а оказался почти рядом с домом».
Он подумал было, что ему, пожалуй, стоит вернуться домой и съесть приготовленный мамой Ларссон ужин. Но он тут же одумался.
— Я сказал, что должен убежать из дому, значит, и убегу, — пробурчал Людвиг. — Все было бы хорошо, вот только есть хочется.
Он посмотрел через дырочку в заборе на овсяное поле. Лабан вчера сказал: «Вот из этой травы мама варит овсяную кашу».
Людвиг Четырнадцатый не очень любил овсяную кашу, но чем-то надо было набить живот. Он перепрыгнул через канаву, пролез под плетнем и начал жевать стебли овса. Но они вовсе не напоминали овсяную кашу.
— Дурак этот Лабан, — рассердился он.
Однако он чувствовал, что просто умирает с голоду.
«У людей всегда есть еда», — любил повторять папа Ларссон. Но разве мог Людвиг Четырнадцатый решиться на такое опасное путешествие, ведь он был совсем не хитрый.
— Нет, не так уж я и боюсь, — храбрился он. — Есть-то хочется. Была не была, попробую пробраться к людям.