— У-у-у? болтушка, пик-чик-чик! — обиделся Людвиг Четырнадцатый. — Откуда я могу знать все на свете? Люди чего только не напридумывают. Лучше уж достала бы мне поесть, ты же обещала. Ведь я свое обещание исполняю! Ни одна хитрая лиса тебя не тронет.
— Пойдем в домик, там светит лампа, — сказала Тутта Карлссон. — Там наверняка осталось что-нибудь от ужина. И мы устроим пик-пикник.
Людвиг Четырнадцатый даже не успел передразнить. Как только он пролез вслед за Туттой и заморгал, глядя на лампу под потолком, раздался крик.
— По-мо-ги-и-те-е, ли-и-са-а-а! — донеслось из угла.
А потом раздался такой крик, что бедный Людвиг чуть не оглох.
— Куда ты, куда, куда ты! — закудахтало со всех сторон. — По-мо-ги-и-и-те!
И тут Людвиг Четырнадцатый наконец понял, куда он угодил.
К У Р Я Т Н И К!
Он поискал глазами Тутту Карлссон и увидел, что она спряталась за большим ведром.
— Ты соврала мне, — сказал он и зазаикался по-настоящему: — Ты ку-ку-ку-курица!
— Нет, я не ку-ку-курица, я всего лишь цып-цып-цып-ленок, — сказала она. — Это ты обманул меня. Это ты хитрый лис.
— Нет, — возразил Людвиг Четырнадцатый. — Я лис, но я не хитрый.
Глава седьмая
Вскоре в курятнике снова наступила тишина.
Все с удивлением смотрели на Людвига Четырнадцатого. Немудрено, ведь цыплята впервые видели живую лису.
— Подумать только, хитрюшка-ворюшка — гость в нашем доме, — кудахтала старая курица Лаура. — А ты действительно уверен, что не хочешь нас съесть? Я хорошо знаю твоего папу, он, право же, очень мил.
— Терпеть не могу курятины. Но я в самом деле голоден. Тутта Карлссон обещала меня накормить чем-нибудь.
— Бедняжка, — закудахтала Лаура. — Конечно же, ты получишь еду. Мне кажется, что вон в той миске есть чем полакомиться.
Второй раз Людвига Четырнадцатого приглашать не пришлось. Он мигом подлетел к миске и начал глотать.
— Это хорошо, что ты так спешишь, — заметила Лаура. — Как только наешься, сейчас же исчезай. Не думаю, чтобы Петрус Певун был в восторге, когда узнает, что у нас в гостях лисенок.
— Петрус Певун — это наш петух, — пояснила Тутта Карлссон. — Он сейчас во дворе и поет, но скоро снова вернется. А до этого ты должен исчезнуть.
Но было слишком поздно!
Через дыру в стене важно вошел Петрус Певун и взмахнул красивыми разноцветными крыльями.
— Кукареку-у, кукареку-у, уже четверть девятого, — пропел он и, склонив головку, прислушался.
Вдруг он круто повернулся к лисенку и в ужасе закричал что было мочи:
— Ку-ка-ра-ул! Лис в доме. По-мо-ги-и-те! Макси-милиан-ан, сюда! Ку-ка-ра-ул! Спасите женщин и де-те-е-ей!
О Максимилиане — псе, почти таком же хитром, как и сам папа Ларссон, Людвиг Четырнадцатый как-то совсем забыл.
— Ку-ка-ра-ул! — подхватил поэтому Людвиг. — По-мо-ги-и-те! Я не хочу, чтобы меня поймал Максимилиан!
Тогда все куры хором начали убеждать Петруса Певуна в том, что Людвиг Четырнадцатый очень милый лисенок.
И опять начался дикий шум и возня. Петух кукарекал, куры кудахтали, цыплята пищали, а Людвиг Четырнадцатый подвывал.
Никто даже и не заметил, как дверь открылась и в курятник, семеня коротенькими ножками, вбежала такса.
Людвиг Четырнадцатый увидел, как остренький носик пса протиснулся между двумя хохлатками.
«Пожалуй, мне пора домой», — подумал он. И быстро проскочил мимо таксы. Но… потом вдруг остановился. Прямо перед ним стояло что-то, чего раньше он никогда не видел.
Это «что-то» напоминало два коричневых ствола, правда значительно более гладких и блестящих, чем стволы обычных деревьев. А когда он поднял взгляд чуть повыше, он увидел еще что-то коричневое, а еще выше — что-то зеленое.
Дальше смотреть Людвиг Четырнадцатый не решился. Он и так уже понял, кто стоял перед ним:
Ч Е Л О В Е К!
Это был первый человек, которого Людвиг Четырнадцатый увидел. То блестящее, что Людвиг принял за стволы деревьев, было парой начищенных сапог. Коричневыми оказались и брюки. Зеленой — куртка.
— Максимилиан-смотри-живой-лисенок-в-курятнике! — закричал голос. — Странно-видеть-и-странно-слышать-это-не-прав да-ли ?
Ты, конечно, думаешь, что маленький Людвиг Четырнадцатый не понимал, что говорил человек. Так или иначе, но он почувствовал, что наступил очень опасный момент.
— Лисенок-не-должен-сбежать, — сердито заворчал человеческий голос. — За-ним!
Охота началась.
Никогда еще в своей жизни Людвиг Четырнадцатый не бегал так быстро. Но такса не отставала от него.