— Да что вы, не может этого быть! — не поверил Бастиан.
— Правда, — сказал мясник, — и на этот раз мы должны их поймать!
— Непременно должны, — ответил Бастиан и тоже натянул на себя штаны.
Все втроем они подошли к мясной лавке, остановились и прислушались — изнутри доносились весьма подозрительные звуки.
— Ну вот, слышите? — спросил мясник.
— Слышим, — ответил булочник.
— Теперь нам надо их перехитрить, — сказал Бастиан. Он повернулся к булочнику: — Ты станешь у входной двери и будешь следить, чтоб никто не сбежал. А мы тем временем войдем в лавку через черный ход. Понятно тебе?
— Ясно как день! — ответил булочник.
И он стал перед дверью в лавку, а двое других прокрались во двор.
— Там у тебя окно открыто, — шепнул Бастиан мяснику.
— И верно, открыто, чудеса в решете!
Бастиан немножко подумал, прежде чем действовать дальше, а потом сказал:
— Ты влезешь в лавку через это окошко, а я в тот же самый миг войду через заднюю дверь — вот мы их и поймаем! Ясно тебе?
— Все понятно! — ответил мясник и полез в окно.
Бастиан рывком открыл дверь и громко крикнул:
— Именем закона, вы арестованы!
В лавке было довольно темно, но они услышали, как что-то стукнулось об пол, и увидели, как кто-то шмыгнул за прилавок.
— Сейчас же вылезай! — крикнул Бастиан. — Мы все равно тебя видели!
Секунду было совсем тихо, а потом из-за прилавка показалась взъерошенная голова. Бастиан от удивления широко раскрыл рот, а мясник от изумления вытаращил глаза. Это оказался не здоровенный детина-разбойник и не свирепый лев, а… Кто бы ты думал? Всего-навсего Бубби, собачка маленького Рема.
— Вот так так! Значит, это ты у нас разбойник? — сказал Бастиан.
— Экая жалость, — разочарованно протянул мясник.
— Почему же жалость?
— Потому что, если б это были разбойники, мы бы их наконец поймали.
— Верно, поймали бы, — согласился Бастиан.
— Ну ладно, — сказал мясник. — Придется вместо них собаку арестовать.
— А думаешь, надо? — спросил Бастиан с сомнением.
— И ты еще спрашиваешь! — возмутился мясник. — Да я просто требую этого! Вон у нее живот-то как раздулся — сколько там сосисок да бифштексов!
И Бубби была арестована именем закона. Бастиан привязал ей к ошейнику веревочку и повел за собой под арест. А на улице у входа в лавку стоял на страже булочник.
— Ну как, — спросил он, — поймали разбойников?
— Вот он, разбойник, — сказал Бастиан и кивнул на Бубби.
На следующее утро к дому Бастиана подошел маленький мальчик. Это был, конечно же, Рем. Он робко постучал в дверь, и Бастиан крикнул:
— Войдите! Ах, это ты! — сказал он, увидев перед собой мальчика.
— У меня пропала собака, — грустно сообщил Рем.
— Неужели? Не может этого быть!
— Правда. Ее всю ночь не было дома.
— Так вот, — сказал Бастиан, — твоя собака арестована. Она сегодня ночью бегала воровать сосиски и бифштексы.
— Что вы, нет, это невозможно, моя Бубби не такая!
— Такая-сякая немазаная сухая, — печально сказал Бастиан.
— А где же она теперь?
— Теперь она сидит в тюрьме. Но ты не думай, ей там хорошо.
Рем попросился к Бубби в тюрьму и увидел, что она лежит на коврике и спит сладким сном, усталая и сытая после бурной ночи, проведенной в лавке мясника. Учуяв Рема, она вскочила и от восторга завиляла хвостом.
— Что же ты наделала! — воскликнул Рем. — Ты съела чужие сосиски и бифштексы!
И тогда Бубби стало очень стыдно, она низко опустила голову, а хвост просунула между задними лапами.
— Бубби говорит, что больше никогда не будет так делать, — сказал Рем.
— Ну ладно, тогда мы, так уж и быть, отпустим ее на этот раз. Мясник-то тоже хорош, оставил окно в лавке на ночь открытым, — сказал Бастиан.
Глава одиннадцатая
Секретные сведения о старом Тобиасе, живущем в башне
Бастиан заботился, чтобы людям в Кардамоне жилось весело, он очень любил устраивать всякие праздники. Но Праздник Лета и Солнца давно прошел, а Бастиан все никак не мог придумать, что бы такое еще отпраздновать. И вот однажды, когда он, по обыкновению, совершал утренний обход города, ему встретился маленький Рем.
— Рассказать тебе секрет? — спросил Рем.
— Конечно, расскажи!
— Старому Тобиасу завтра исполняется семьдесят пять лет!
— Не может этого быть! Неужели Тобиасу уже семьдесят пять?
— Правда-правда, он сам мне сказал, я ведь сейчас от него иду.