— Ты та, которая ночевала в заколдованном дворце? — спросил я.
— Нет, я ночевала здесь, а теперь улетаю.
— А где моя Пушинка?
— Спроси у них.
Я посмотрел в тот момент, когда ветер уносил в небо сто, тысячу пушинок.
— Грустно без нее, — услышал я.
Внизу стоял голубоглазый Мыш с чайником.
— Что ж ты не пошел к своим детям?
— Мама их накормит. Я не хочу тебя оставлять одного.
— Не знаю, что делать, — вздохнул я.
— Как? Она просила нарисовать город, которого нет на свете, — напомнил Мыш.
— Да! Да! Верно, — обрадовался я. — Как же я забыл.
И прямо на небе стал рисовать перевернутый город… Вдруг кто-то замяукал или загавкал. Рядом стоял нарисованный мной раньше зверь Козяка-бозяка.
— Вот и зверь, — сказал Мыш.
— Но она не захотела с ним дружить.
— Кто знает, что теперь будет, ведь она капризная.
— Да, капризная. Но она была моя Пушинка. Помнишь, Мыш, как она радовалась, как пушисто смеялась?
Стало быстро темнеть. Над моим нарисованным городом поднялась круглая Луна.
И я подумал, что моя Пушинка могла улететь на Луну, если ей так захочется.
Георгий Балл
Необычайные приключения Сосиски и Сардельки
Глава 1. В кипящей кастрюле
Эта история произошла у меня на глазах. Ну, может быть, не совсем на глазах, а около глаз. Вернее, не близко, не далеко, за тридевять сказочных земель, а еще точнее, не в соседнем доме, не в соседнем парадном нашего дома, а если правильнее сказать, то в соседней квартире.
Всем известно, что в соседней квартире жил-проживал ужасный обжора. Еще его называли троглодит, а еще лучше — проглотит, но совсем правильно — сосискоед, даже Жиртрестсосисок, а также и сарделек. Ну, проще сказать, он совсем не прочь был съесть, слопать, сшамать сто пудов сосисок и еще сто пудов сарделек. Короче говоря; звали его Лёлик. Кто-то помнил, что когда-то этого обжору звали Лёня, но теперь все забыли. Для нашего двора он был Жиртрестсосисок Лёлик.
А вообще-то говоря, хорошо, что он жил в соседней квартире, а то бы мы не узнали о сказочно-удивительной истории, которая произошла.
Уж не помню, сколько пудов съел Лёлик, только в кухне на плите осталась кастрюля, в которой варились всего одна Сосиска и одна Сарделька.
Сосиска варилась аккуратно, без большого шума, серьезно, если можно так выразиться, воспитанно. Но про Сардельку этого никак нельзя было сказать. Она подскакивала, похихикивала, даже старалась как-то почесаться, потому что ей было горячо. И она перекручивалась с боку на бок. И вдруг расхохоталась:
— Ой, жарко! Ой, щекотно от пузырьков… хи-хи… Я прям варюсь… Хи-хи…
— Перестань смеяться, — урезонивала Сосиска. — Да, мы варимся, но это скорее ужасно, чем смешно.
— Хи-хи, варимся. Ведь этак можно и совсем свариться…
— Можно, — глухо ответила Сосиска, — и, наверное, нужно.
— Почему нужно? Кто сказал? — запротестовала Сарделька.
— Ну, я не знаю.
— Ах, не знаешь…
В это время со двора позвали:
— Жиртрестсосисок, иди, будешь стоять в воротах.
Отказаться от такого лестного предложения Лёлик, конечно, не мог, и он, совершенно забыл про Сосиску с Сарделькой, про кастрюлю на плите, вообще про все на свете, кроме футбола, опрометью бросился из дома.
Глава 2. Первый завтрак на свободе
Лёлик опрометью бросился из дома. Естественно, квартира его осталась пустой, но… не совсем… Из кухни все громче раздавались голоса.
В кастрюле уже был настоящий кипяток, тот, что зовётся крутым.
— С меня хватит! — крикнула Сарделька, и, подпрыгнув на очередной кипящей волне, выскочила из кастрюли прямо на плиту. И тут же начала почесываться маленькими толстыми ручками. Очевидно, в результате излишнего перекипячения она как бы заново родилась на свет: и с ручками, и с ножками, и с головой — в общем, все было в полном порядке… Но без кипящей воды Сарделька сразу почувствовала разницу температуры.
— Хи-хи… Холодно. Ой-ой! — И Сарделька, схватив тряпку с плиты, быстро ею обкрутилась.
— Помогите! Помогите! — раздался истошный голос из кастрюли.
— Погоди, сейчас, — Сарделька схватила половник и с большим трудом сунула в кастрюлю. — Цепляйся, подруга, у тебя ведь от кипячения ручки и ножки выросли, — кричала Сарделька. — Цепляйся и вылезай.