Возле самой башни на тротуаре валялись кучи снега, сброшенного с крыши. Его сгребал лопатой дворник и швырял в машину-снеготопку, в которой горел огонь, а с другой стороны вытекала грязная вода, исчезая в решётке люка.
— Что это? — спросила со страхом одна снежная баба другую.
— Тсс… Только не показывай, что боишься.
И они юркнули под каменные своды ворот, оклеенных пёстрыми новогодними афишами о ёлках и кукольных представлениях. Митя увидел, как бабы исчезли в низенькой незаметной двери, и нырнул за ними.
Они шагали по крутым каменным ступеням тёмной винтовой лестницы, окутанной ядовитой сыростью. Дыхание баб от пустоты лестницы сделалось громовым.
Задрав голову, Митя почти не дыша крался за ними. Вдруг раздались проклятия и грохот: это Продажная душа налетела в темноте на дамский велосипед; он упал на баб, и они с визгом покатились вниз, чуть не свалившись на Митю, который едва успел спрятаться за выступ.
Ощупав сначала себя, потом велосипед, бабы встали.
— Мой велосипед! — взвизгнула Продажная душа. — Значит, Чёрная тут! — И, поставив велосипед на заднее колесо, прислонив его к стенке, бабы ринулись наверх. Митя — за ними. Обе враз — своими двумя головами — бабы подняли люк и, увидев старичка, начали кричать:
— Она нас надула!.. Украла сердце!..
Они влезли в башню. Продажная душа орала:
— Видала воровок! Сама воровка! Но таких!..
Бумажная душа визжала:
— Я ей покажу! Я про неё напишу волшебными чернилами…
Митя слышал это сквозь щель люка. Но люк захлопнулся, и хотя вопли и крики продолжались, мальчик уже не разбирал слов. Он остался один на тёмной лестнице. Мите стало страшно. Ему захотелось домой к маме! Но Митя был храбрый мальчик. К тому же рядом с люком, чуть в стороне, он заметил совсем маленькую чугунную дверь, закрытую снаружи заржавленной задвижкой. А когда настоящие мальчики видят заржавленные задвижки, они непременно их открывают, чтобы узнать, что там.
Обеими руками Митя уцепился за задвижку и, налегая всем телом, открыл. Потом толкнул дверцу. Оказалось: ещё выше вела совсем крутая, похожая на штопор, чугунная винтовая лестница. И откуда-то сверху слышалось мерное и хриплое дыхание какого-то чудовища. Митя собрался бежать, но вспомнил о Лёле и о её сердце и полез наверх. Он увидел перед собой огромные зубчатые колёса; некоторые двигались, а некоторые как будто стояли. Стало ясно: это хрипело не чудовище, а старинные башенные часы! Сквозь их громовое тиканье Митя опять услышал вопли снежных баб.
Мальчик осторожно пошёл по колёсам, стараясь не попадать на зубцы. Потом лёг на самое толстое и самое неподвижное колесо и, обхватив его обеими руками, просунул голову вниз. Он увидел сверху картину, которую маятник то открывал, то закрывал.
Продажная душа и Бумажная душа кричали что-то невообразимое, захлёбываясь в угрозах и жалобах. Наконец Старый год ударил рукой по столу, и всё стихло.
— Чёрная душа, — спросил он, — чего они хотят?
Чёрная душа коварно улыбнулась:
— Они…
Но Бумажная и Продажная души испуганно заорали:
— Не мы, она сказала: «Да здравствует Новый год».
Старичок не расслышал:
— Да здравствует кто?!
Продажная и Бумажная души отступили, пытаясь спрятаться друг за друга, пока не ударились об стенку.
— Видите, с кем имеете дело, — сказала Чёрная душа.
— Вижу, — саркастически сказал Старый год. — Противно на вас всех смотреть…
Он снял с сосуда фарфоровую крышку. И Митя ахнул, увидев сердце Лёли в какой-то жидкости.
Бумажная и Продажная души вытянули головы и тоже заглянули в сосуд, где лежали часики.
Полюбовавшись, старичок опять прикрыл сосуд фарфоровой крышкой и стал рассказывать бабам:
— Эти часики тысячу лет назад сделал Антонио Сегеди. Он делал их всю жизнь! Днём Антонио Сегеди был инквизитором и пытал поэтов, алхимиков и часовых дел мастеров. А по ночам, запершись в башне, Антонио выращивал белые лилии и делал вечные часы на семи философских камнях — вот эти самые! А чтобы не попасть за свои часы на костёр инквизиции, он написал на них: «Артель „Игрушка“, 1-й сорт».
Продажная душа мечтательно вздохнула:
— Эх, если бы такие часы продать…
Старый год мрачно взглянул на неё.
— Да-а… Если бы твоя воля, ты бы распродала всё на свете! Даже звёзды в небе. Даже муравьев по штуке.
— Будьте спокойны, — самодовольно сказала Продажная душа. — Муравьёв я бы дёшево не отдала. У них спирт.
— Замолчи! — сказал Старый год. Он уселся и удовлетворённо вздохнул.