Однажды друзья наткнулись на бездельников, лупивших палками молодого крепкого парня.
— Стоп! — остановился мастер Гак. — В чём дело, Нигугу? Что тут происходит?
— Его наказывают за работу, сделанную без разрешения Таинственного совета, — ответил провожатый.
— Наказывают за работу — ведь надо же! А ну, постойте-ка, приятели!
Видя, что на его слова не обращают никакого внимания, мастер подошёл к бездельникам, сгрёб за волосы и, подняв в воздух, стукнул лбами.
Оглашая воздух криками, люди с палками разбежались. Убежал и испуганный неожиданным спасением парень.
Бездельники, населявшие страну, оказались на удивление разными. Целыми днями валялись на солнцепёке далеко не все. Были кипучие лентяи. Эти мотались из стороны в сторону, брались за все дела подряд и, ничего не сделав, валились к вечеру без сил. Были лентяи вдумчивые. Такой мог днями сидеть над приготовленным к починке сапогом или листком чистой бумаги.
И наконец, случилось мастерам встретить бездельника-мученика. Проходя по улице маленького городка, они увидели человека, сидевшего на корточках. Здоровенный верзила, схватив его одной рукой за шиворот, вырывал другой рукой из головы несчастного пучок за пучком волосы. Мученик громко стонал. По его шершавым щекам текли лиловые слёзы.
«А-а, понимаю, в чём дело, — опять работа без разрешения совета!» Буртик бросился, растащил бездельников… и вдруг они оба обрушились на него с проклятиями и кулаками! Подоспевшие товарищи едва спасли мастера.
— Что случилось? — спросил Нигугу, когда поле боя осталось за путешественниками.
— Я спасал его! — объяснил Буртик и рассказал о пытке, которой подвергался бездельник.
— Что вы! Это же были два друга! Человек, сидевший на корточках, готовится в учёные. Ему необходимо как можно скорее стать лысым.
— Да ну? — удивились приятели. — А став лысым, какими науками он займётся?
— Никакими, — будет носить звание учёного. Его лысина уже сейчас достаточна для получения степени магистра. Но бедняга, как видно, тщеславен и метит в доктора. Придётся ему пожертвовать остатками волос…
Чем дольше шли мастера по стране, тем задумчивее становился Гак.
— А ведь здесь когда-то было неплохо, — однажды сказал он. — Хорошая была страна.
— Скоро останутся одни развалины, — ответил Буртик.
Перед ними лежали запущенные поля, рухнувшие мосты, остатки селений.
— Эта страна немножко и ваша, — тихо промолвил Нигугу.
Действительно, перед мастерами лежала земля, на которой трудились и жили когда-то их предки. Как она изменилась!
И только дети оставались детьми.
Они с визгом носились по дорогам, обливали друг друга водой из луж, выспрашивали и узнавали всё, что только можно узнать.
Как-то, проходя мимо ручейка, на котором стайка перепачканных грязью мальчишек и девчонок мастерила плотину, Буртик заметил:
— Смотрите, а ведь из них уже не получатся бездельники. Вон как ловко плетут они загородку!
— Бездельниками не родятся, бездельниками становятся, — возразил Нигугу. — Вы забыли, что их ждёт. Когда дети подрастут, их отдадут в ученики. Там они изо дня в день будут наблюдать повадки взрослых. А когда забудут всё, что узнали, и разучатся всему, чему научились в детстве, их допустят к экзамену… Между прочим, он состоится завтра в бывшей столице, которая лежит на нашем пути. Там же будут выбирать чемпиона бездельников. Хотите посмотреть?
Но Буртик уже не слушал его. Он сидел на корточках возле ребят и мастерил им из досок и палок водяную мельницу. Скоро поперёк ручья выросла плотина, а на ней весело закружилось в радужных брызгах колесо.
— Приходите! — закричали ребята, когда мастера двинулись в путь…
На другой день друзья вступили на улицы большого города.
Каменные дома с крутыми черепичными замшелыми крышами. Узенькие улочки. Над зловонными каналами — горбатые мосты. Башни, похожие на торчащие рыбьи кости.
Тысячи ворон, облепив карнизы домов, оглашали воздух пронзительными криками. На улицах было безлюдно. Одичавшие собаки рылись в кучах рыжего мусора.
Это была столица государства, покинутая Барбараном.
— Мы пришли вовремя. Не видно никого — все смотрят экзамен! — догадался Нигугу.
На городской площади, мощённой зелёным щербатым камнем, кипела пёстрая разноголосая толпа.