Мякиш сочувственно покачал головой и грустно сказал:
— Как же ты теперь будешь болтать и тараторить? Непоседа ведь должен говорить быстро.
— А я… я не… не смогу, — печально проспотыкался на слове Непоседа, и в глазах его заблестели слёзы.
Мякиш оттолкнулся ногами от пола и, точно надувной шарик, подлетел к другу.
— Не плачь, — сказал он ему. — Я, кажется, знаю средство от заикания.
— А… а ч… что я должен де-елать? — с надеждой в голосе спросил Непоседа.
— Ты должен петь! Если ты захочешь нам что-нибудь сказать, сочини быстренько стихотворение, придумай к нему музыку и пропой. Это даже очень интересно, — посоветовал Мякиш.
— Про-о-опеть? — спросил Непоседа.
— Ну да. Вот я, например, у тебя спрашиваю:
пропел Мякиш.
— И танцевать надо! — заявил Нетак.
— Не надо! — махнул рукой Мякиш. — Пой, Непоседа, пой!
И Непоседа попробовал. Он немножко призадумался, сочинил в уме стихи, прокашлялся, как артист, и запел своим звонким голоском:
— Какую посуду? Зачем она тебе? — спросил Мякиш. — Ты что, не в своей тарелке?
И Непоседа снова ответил ему песенкой:
— Как, ты ещё и простудился? — забеспокоился Мякиш. — Мало того, что стал заикой, так ещё и заболел?
Непоседа замахал руками, завертел головой и запел во всю глотку:
— Чепуха какая-то! — возмутился Мякиш. — Зачем тебе галоши?
Но Непоседа не мог ему объяснить. Ведь он поступил именно так, как советовал Мякиш: в первой строчке стояли нужные слова, а вторую он придумывал только для того, чтобы получилась песенка. Обращать на неё внимания не надо было. А Мякиш всё время цеплялся за последнюю строчку.
Наверное, это мог бы объяснить ему Петя, но Петя уже минут десять как спал крепким и сладким сном. Он устал и очень переволновался.
А вездеплав двигался всё медленней и медленней, что-то мешало ему. Непоседа, Мякиш и Нетак прислушались к мотору. Двигатель работал чётко, но почему-то гудел натужней, чем прежде.
Тогда Мякиш посмотрел в окно, потом наморщил лоб и поднял палец.
— Минуточку! — сказал он и бросился к дырочке, через которую они хлебали молоко из Млечного Пути.
Поработав немного языком, он поднялся и сказал:
— Ничего страшного: молоко кончилось — пошла простокваша.
Однако призадумался, покачал головой и добавил:
— Эге, братцы, ведь за простоквашей пойдёт сметана, а за ней масло, и тогда мы увязнем… Надо что-то предпринимать!
Непоседа заволновался и, прыгнув Пете на плечо, пропел:
Нетак и Мякиш тоже принялись тормошить космонавта, но тот спал каким-то сказочно крепким сном.
— Что делать?! Что делать?! — с криком заметались по кабине все трое.
Но отчаянный Нетак упёрся деревянным лбом в иллюминатор, а ногами в штурвал везделёта и что было силы начал давить на него. Штурвал опустился вниз, и человечки почувствовали, как везделёт оторвался от млечно-простоквашного пути и взмыл вверх. Затем перевалился на правый бок, перелетел через эту реку и начал падать куда-то вниз. И сразу же впереди, буквально на глазах путешественников, начала расти звезда. С каждой минутой она становилась всё больше и больше. Это грозило катастрофой.
— Что ты натворил, Нетак! Теперь мы все погибнем! — ужаснулся Мякиш.
А Непоседа жалобно пропел:
Но в эту минуту от сильных толчков и неудобного положения проснулся Петя. Он удивлённо раскрыл глаза и жалобно залепетал:
— Пожалуйста, пожалуйста, не ставьте мне двойки! Я назавтра выучу всё про Гончих Псов, про Млечный путь и отвечу вам на пятёрку…
Оказывается, ему снилось, что его вызвали к доске и спросили, что он знает о звёздной системе. Петя во сне бодро отвечал учителю, что Гончие Псы — это весьма порядочные псы, что он лично с ними знаком и что они не очень отличаются от наших земных собак, только совершенно дикие. По поводу Млечного Пути он заявил, что эта молочная река постепенно переходит в простоквашу, сметану и сливочное масло…