Правда это или вымысел, что каменный цветок растёт, покажет время.
*
Полюбив Волгу-матушку со всеми её городами, похожими на ярко раскрашенные пасхальные калачи, певец и композитор Борис Гребенщиков посвятил ей немало своих песен.
Пропустив эту могучую водную артерию через своё сердце, отфильтровав второстепенные её черты, Гребенщиков обнаружил в Волге буддийское, объединяющее людей начало.
В волжских песнях композитора тема Самары, всего Самарского края звучит особенно ярко…
Привет Гребенщикову.
*
В годы Великой Отечественной войны многие заводы и фабрики Москвы были эвакуированы в Самару.
Можно задать себе вопрос: почему именно в Самару? Почему не в другие города нашей страны, расположенные восточнее и куда более недоступные хотя бы для вражеской авиации?
Весь состав Советского правительства, все иностранные посольства, вузы, театры, средства печати и массовой информации, являвшие собой духовную и политическую мощь нашей страны, в годы войны были эвакуированы в Самару.
*
Дух Жигулей, яркий и героический, в переломные моменты русской истории всегда был с народом. Он видимо и невидимо присутствовал среди людей, на плечи которых ложилась основная тяжесть перестройки.
Мы уже говорили о Максиме Горьком и Владимире Ульянове, которые прежде, чем сыграть свою историческую роль, жили на Самарской земле. Следует отметить и Александра Ширяевца, уроженца села Ширяево, расположенного в Жигулях. Примыкая к поэтам-имажинистам, Ширяевец играл заметную роль в поэтической жизни России в начале XX века.
«С красным звоном, дорогой баюн Жигулей и Волги. Цвети крепче», – писал Ширяевцу в одном из своих писем Сергей Есенин.
Сегодня мало кто знает, что стихотворение Есенина «Мы теперь уходим понемногу...» в первой своей публикации в журнале «Красная новь» называлось «Памяти Ширяевца» и было посвящено кончине близкого друга.
*
О действительном статском советнике Петре Владимировиче Алабине, возглавлявшем во второй половине XIX века Самарскую городскую думу, следует сказать особо. При нём героическая летопись самарской земли впервые обогатилась международной страницей.
Алабин был послом самарской земли в Болгарии, охваченной в то время национально-освободительной войной. Именно он привёз в Болгарию знамя, вышитое самарскими умелицами, был первым губернатором освобождённой от турок столицы. Болгарский народ свято хранит память о Петре Алабине, назвав в его честь одну из центральных улиц Софии.
Трудно переоценить и те «мирные» подвиги, которые Алабин совершил, пребывая в должности городского главы. Отметим только, что открытие в Самаре публичной библиотеки, историко-краеведческого музея, строительство каменного здания драматического театра, телефонной станции и проведение первой линии водопровода связано с его именем.
В генеральских рядах, преданно служивших царской России, были и генерал-лейтенанты, и генерал-майоры, и генерал-полковники. Но Алабин в этих рядах был ещё и генерал-писателем. Книги по истории Самарской земли, им написанные, и поныне являются образцом данного жанра и питают умы многих энтузиастов краеведения.
*
Только издалека может показаться, что каждая жигулёвская гора ощетинилась лесом и загородила дорогу валуном. А подойдёшь ближе, скользнёшь взглядом по её скату и удивишься. Ба, да это же лестница, ведущая в заоблачный дворец! И подумаешь ненароком: «Дай-ка, и я поднимусь. Может быть, и мне что-нибудь из заоблачных сокровищ перепадёт?»
Недаром горы так любимы отшельниками, этими пастухами птиц и поджидателями прихода Христова. Должного случиться, как в том уверяет нас Библия, от края до края небес.
*
Именно отшельники, а не пустынники, как христиане с древних времён их зовут…
Раз, два, три – вижу внутренним взором века минувшие и многие народы, жившие в Жигулях.
Раз, два, три – вижу разные веры этих народов, каждая из которых отвечала своему времени и была по-своему хороша.
Раз, два, три – вижу века грядущие, вобравшие в себя лучшие достижения минувших веков...
И сердце, стучащее в унисон со временем, расширяет, а не суживает.
*
Преподобный Феодосий Печерский, родоначальник монашества на Руси, в своей книге «Поучение о терпении и милостыни» сравнивает монаха с воином. И сравнение его не случайно.