Рис. 7. Изваяние «Аскизская бабушка».
Об этом камне из поколения в поколение передавались легенды. Вот одна из них: «Когда-то каменная старуха вместе с мужем, таким же каменным изваянием, жила по ту сторону Саянского хребта. Но вдруг старики поссорились, и старуха, взяв сына и дочь, отправилась с ними к Абакану, а старик остался на месте.
Старуха с детьми шла по горам и за ними оставалась каменная дорожка — следы их шагов». Согласно другому преданию, Куртуяк была некогда знатной женщиной, обращенной в холодный гранит. Сохранились свидетельства о поклонении и другим каменным «бабам», причем примитивным, грубым. Объяснение этому простое. Хакасы, не различая у скульптур высеченных звериных головных уборов, украшенных змеевидными лентами, и столь же сложных нагрудников, солнечных знаков, поклонялись лишь любому камню и утесу, которые напоминали профиль или фигуру человека. Д. Л. Клеменц стал очевидцем такого поклонения во время своего первого путешествия по долине Абакана. Приближаясь вечером к утесу Иней-Тас, издали похожем на профиль человека, он стал свидетелем удивительной картины: «При последних лучах солнца, когда тени быстро ползут, удлиняясь и извиваясь, а краски ежеминутно меняются, розовое переходит в фиолетовое и синее, тени во впадинах утесов сгущаются, чернеют, растут, — кажется, будто на всем лежит какой-то отпечаток таинственной полусознательной жизни…»{42} Когда утес показался на горизонте, проводник остановил коня, слез с него, порывшись в седельных сумках, вытащил фляжку с молочным вином, достал из-за пазухи деревянную чашечку, наполнил ее, сорвал веточку богородской травы и принялся усердно кропить вином на все четыре стороны. Несколько капель он бросил вверх, остатки вина выпил, вновь налил чашечку и подал ее Д. А. Клеменцу. Удивленному ученому проводник рассказал: «Каждый год после Петрова дня мы ездим сюда. Праздник бывает большой, Трое или четверо шаманов собираются. Сперва вино пьем и Иней-Тас поим, потом шаманщики шаманят, баранов режут, коров, коней. По кусочку от каждой скотины бросаем в огонь — это для Иней-Тас, а что остается сами едим». Нельзя было, оказывается отнестись к Иней-Тас без почитания, она мстила за это. В назидание провожатый поведал историю о том, как один молодой «татарин» насмеялся над Аскизской каменной «бабушкой», а та за «предерзость закружила его в тайге так, что несчастный сбился с дороги, поел все запасы и погиб бы с голоду, если бы его не выручил случайно наткнувшийся на него золотоискатель».
Суеверие, страх не могли объяснить происхождение этих каменных идолов, хотя каждое поколение по-своему пыталось разгадать, кто, когда и зачем их поставил.
Сначала ученые, в том числе Д. А. Клеменц и И. П. Кузнецов-Красноярский, считали, что каменные изваяния оставлены монголами как надгробия. Финский ученый И. Р. Аспелип и академик В. В. Радлов на основе наблюдения о том, что камни стоят на курганах бронзового века, сделали предположение об их глубокой древности. Однако известны изваяния, которые часто стоят отдельно от курганов, под ними нет могил. Интересно также, что поверх человеческого изображения на камнях иногда высечены древнехакасские, т. е. относящиеся к средневековью, надписи.
В конце 20-х гг. нашего столетия, благодаря работам археолога С. А. Теплоухова, сложилось четкое представление о том, какие сибирские народы оставили те или иные курганы. И тут выяснилось неожиданное: оказалось, что изваяния стоят на курганах разного времени. Так может быть ойи к самим курганам вообще не имеют отношения? Проверить это взялись молодые ученики С. А. Теплоухова — М. П. Грязнов и Е. Р. Шнейдер. Исколесив степи в поисках камней, зарисовывая и отмечая, где и как они стоят, исследователи установили следующее. Самые древние курганы с идолами относятся к VII в. до н. э., но каменные изваяния, находящиеся там, использованы как подходящие столбы для оград. Те, кто сооружал курганы, не обращал никакого внимания на имевшиеся на камнях изображения, иногда идола ставили даже вверх ногами. Значит, изваяния были созданы еще раньше, возможно, племенами, жившими на Енисее с XIII по VIII в. до н. э., так называемых «карасукцев». Создание такой гипотезы явилось большим успехом. Происхождение енисейских идолов начало проясняться. Но впереди ученых ожидало еще много неожиданностей.
Рис. 8. «Ширипская баба», привезена в Абаканский музей А. Н. Липским:
а — фотографии с разных сторон;
б — прорисовки.
В 1961 г. один из отрядов Ленинградской экспедиции, работавших в зоне Красноярского водохранилища, производил раскопки на левом берегу Енисея, недалеко от совхоза Сарагаш. Стояла засуха. Степь рано пожелтела и в редкой поникшей траве можно было различить ровные четырехугольные оградки из вкопанных на ребро плит песчаника. В оградках находилось несколько каменных закрытых ящиков-гробов. На плитах, из которых были сделаны стенки и крышки ящиков, сохранились разнообразные высеченные, выгравированные и процарапанные рисунки. Среди них оказались человеческие трехглазые лики, такие же, что у «степных» идолов. Так впервые каменные изваяния были найдены в могилах. А спустя несколько лет захоронения с подобными находками обнаружили На правом берегу Енисея у деревень Сыда и Биря, а также на юге Хакасии.
Кто же были эти люди, жившие, как теперь установлено, в начале II тысячелетия до н. э., т. е. 4 тысячи лет тому назад? Ученые называют их окуневцами, поскольку несколько первых могил этих людей С. А. Теплоухов раскопал близ улуса Окунева (Хакасия). Окуневцы пришли на Енисей позже афанасьевцев и вытеснили последних с этих мест. По физическому облику пришельцы отличались от афанасьевцев, они были высокими, с европеоидными чертами лица. Но окуневцы не чистые европеоиды, в них чувствуется значительное монголоидное влияние. Откуда пришли эти племена на юг Сибири пока не установлено, видимо, из таежных мест. Окуневцы были коренными сибиряками, для которых рыболовство и охота оставались основными занятиями, наряду с этим они разводили скот. Умершим в могилы клали костяные остроги, иглы для вязания сетей, рыболовные крючки. Зубами хищников и когтями медведей они украшали одежду.
Внимание ученых привлек необычный вид одной ограды. В середине ее располагалась могила, от углов которой расходились четыре каменные стенки в Виде лучей. В могиле была похоронена женщина. Ей поставили лишь два сосуда с пищей, но положили в богато украшенной одежде. Нагрудник расшит бисером, к нему пришиты две фигурки медведя, зубы животных. У локтя лежала кожаная или меховая сумочка, на которую были нашиты 40 подвесок из клыков марала. На шее на ремешке висели мраморные шарики, а на каждую туфельку пришиты по 130 зубов соболя, лежавшие плотными рядами на ступнях ног. Самое любопытное выяснилось позже: все 260 зубов — третий коренной зуб верхней челюсти. Значит, только одному определенному зубу соболя придавалось значение оберега. Погребенная, очевидно, обладала властью колдуньи, шаманки, а многочисленные амулеты, пришитые к одежде, были ей более необходимы, чем иные вещи. Спустя несколько лет археологи нашли еще одно подобное захоронение: вместе с покойницей лежали туфельки, украшенные зубами 91 соболя.