По мнению другого известного сибирского археолога и историка Л. Р. Кызларова, семантика масок не однозначна. Более древние, глиняные маски, как и «глиняные головы», просто воссоздавали человеческое лицо, чтобы подготовить труп к длительному хранению до погребения.
Поздние же маски, которые клали в могилы с человеческим пеплом, изготовляли для каких-то обрядов, которые совершали родственники покойника в период после сожжения умершего и до предания пепла земле. В домах родичей постепенно накапливалось множество масок. Чтобы знать, кому они принадлежали, их делали портретными. Более конкретные объяснения Л. Р. Кызласов, как и С. В. Киселев, предложил и для семантики масок, которые накладывались на лицо покойного. С помощью их стремились, очевидно, оградить мертвого от живого, поскольку именно такой смысл просматривался в погребальных масках народов севера Сибири в недавнем прошлом. Не случайно поэтому Л. Р. Кызласов прямо сопоставил древние маски с лоскутом оленьей шкуры хантов, которым родичи наглухо перевязывали голову умершего. В том же качестве могли выступать платки или мешки. В таком случае на месте глаз, рта, носа и ушей пришивалось по пуговице или монетке.
Археолог и этнограф А. Н. Липский, сопоставляя маски с обычаями сибирских народностей, по-иному интерпретировал их назначение. Хакасы, нанайцы, ульчи и другие народности считали невозможным, чтобы душа умершего перешла в страну мертвых вскоре после смерти. Нужен был срок, чтобы тело умершего превратилось в скелет. За это время, находясь среди живых без присмотра, душа мертвого могла потеряться. Последнее было нежелательно, так как душа умершего должна была вновь возвратиться на землю, воплотившись в новорожденного. Потеря душ умерших могла понизить рождаемость. Чтобы не допустить этого, сородичи изготовляли куклы, изображавшие покойника, и разными способами «вселяли» в них его душу. Кукол кормили, берегли, приносили им жертвы. В день окончательных похорон костей или пепла изображение покойника клали на могилу, реже в могилу, сжигали или ставили в домиках мертвых. С той же целью изготавливали древние портретные маски.
Прошло несколько десятков лет с тех пор, когда советские археологи С. В. Киселев, Л. Р. Кызласов и А. Н. Липский высказали свои гипотезы. Значительные работы ленинградских археологов в зоне Красноярского моря, новые находки и тщательные наблюдения внесли в раскрытую выше картину существенные уточнения. Стало известно, что маска покрывала лицо не только умершего, но и его «заменителя» — погребального манекена. Это объясняет, почему среди масок есть такие, которые представляются слишком узкими для лица покойного. Однако возникает сомнение, что маска «изолировала» мертвого от живых. Ведь погребальная кукла, кажется, не могла принести вреда окружающим. Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что в погребальные камеры помещали как трупы, так и манекены, черепа и кости. Кроме того, на костях черепов обнаруживаются следы масок, сами же маски не сохранились. Следовательно, маски предназначались для того, чтобы обеспечить длительное хранение покойного или манекена до момента их одновременного захоронения. Таким образом, предположение о стремлении сохранить «нетленным» образ покойника, кажется наиболее оправданным. Но, возможно, правы также исследователи, связывающие портретность маски с верой людей в существование душ. Можно высказать более прозаическое объяснение: гипсовое застывшее лицо с индивидуальными чертами помогало сородичам спустя несколько лет после смерти, когда наступал срок погребения покойника в могилу, не перепутать его с кем-либо другим.
Существо идей, связанных с «глиняными головами», иное. В последние годы несколько «глиняных голов» обнаружены участниками Красноярской экспедиции. Но самая замечательная находка сделана сотрудниками Кемеровского университета при раскопках кургана у села Шестаково. Голова, найденная здесь, была вылеплена из тонкой размельченной глины с незначительным включением кварцита и воссоздает индивидуальный портрет молодого мужчины с сильно покатым лбом, глубоко запавшими глазницами, тонкими губами и прямым тонким, немного вздернутым носом. Четко выражен европеоидный тип. Голова первоначально была прикреплена веревками и стержнями к специальному муляжу, туловищу, имитирующему тело умершего. Затылочная часть вылеплена грубее лица. Ее поверхность неровная, ничем не заглажена, имеет отпечатки пальцев рук. Видимо, затылок был закрыт шапкой. Шестаковская голова, как и некоторые другие, была вылеплена по черепу. Существует мнение, что голову специально обрабатывали для сохранения от гниения.
Страшный обычай превращать труп после определенной обработки в скелет возможен. Он был известен, например, в Сибири у юкагиров. Когда умирал шаман, его родственники, в перчатках и масках, отделяли мясо от костей трупа, то и другое сушили, делили между собой, зашивали в мешочки и носили в виде амулетов. Череп же присоединяли к деревянной скульптуре, изображавшей умершего.
Ученые пока не знают, почему племена, населявшие степные и лесостепные территории Красноярского края, начиная с IV–III вв. до н. э. стали сооружать могилы, в которые хоронили до несколько десятков человек. Бывает, могила никем не ограблена, но в ней находится значительно больше черепов, чем скелетов. Черепа не сброшены, а лежат аккуратными кучками, иногда покрыты плитками. В тех же могилах часто захоронены кости скелетов, уже выветрившиеся. Значит, трупы долго не захоранивались. Эти наблюдения впервые были сделаны А. В. Адриановым, но выводов из них до сих пор не последовало. Но ясно, что от некоторых мертвецов к моменту погребения сохранялись одни головы, медленнее подвергавшиеся гниению. Постепенно люди научились реставрировать полуистлевшие головы, а еще позже — мумифицировать трупы, оберегая их от быстрого разрушения. Для лучшей сохранности внешнего облика покойника поверх мумифицированной головы накладывали гипсовую маску. Сибирские маски не были заимствованы где-либо; они возникли здесь, на месте, как результат верований древних людей и практики хоронить в могилу сразу несколько умерших в разные сроки. Многое, связанное с масками, остается, однако, до сих пор неразгаданным. Поэтому пока остаются в силе слова Д. А. Клеменца, касающиеся загадочных гипсовых портретов: честь будет тому, кто объяснит, что это за маски.
ЗАГАДКИ ГОРЫ ОГЛАХТЫ
На левом берегу Енисея, в 40 км ниже города Абакана, расположена горная группа Оглахты. Вдоль реки она тянется приблизительно на 15 км, глубоко вдаваясь внутрь страны. На стороне, обращенной к Енисею, горы представляют собой сплошные утесы, покрытые множеством древних рисунков. Здесь Оглахты неприступны. По трем сторонам сохранились стены мощного средневекового каменного укрепления. В месте, где береговой утес особенно крут и высок, сверху донизу тянется глубокая выбитая борозда, известная под названием «богатырской тропы». По преданию, изо дня в день ходил здесь к водопою богатырский конь и проторил на скале дорожку, по которой не решается спускаться ни один человек. Эта горная местность вся пересечена многочисленными логами, узкими и глубокими, почти совсем лишенными леса. В одном из них произошло событие, ставшее началом интересного исследования.
Осень 1902 г. Моросит дождь, застилая густой мглой мрачные очертания сопок. Неприятно в такое время в горах, но куда-то запропастился жеребенок, и Егор Кокашкин из улуса Кокашкина уже полдня скачет по логам, всматриваясь в отдаленные темные точки. Вдруг на одном из склонов горы под задними копытами коня что-то рухнуло. Конь резко метнулся в сторону и остановился, а Егор свалился в яму. Выбравшись из нее и оправившись от испуга, он вновь подошел к яме. Подивился. То, на что наступил конь, оказалось потолком древнего склепа. Бревна не выдержали тяжести всадника на коне и обрушились, образовалась дыра. Заглянул в нее Егор, но испугался еще больше; «как живых», он увидел двух мертвецов, из которых один скалил зубы, а лицо другого было сплошь закрыто расписанной маской. В ужасе он умчался в улус. О происшествии «пострадавший» сообщил теще — Домне Ивановне Хубековой, казачка. Домна Ивановна была женщиной храброй и практичной. Наслышавшись о могильных сокровищах, она не замедлила проникнуть в склеп. Позже казачка рассказывала, что внутри в рост человека она увидела двух скелетов. Один, как ей показалось, сидел на лавке, черен от него валялся на полу. Другой сидел в противоположном углу как бы на коленях, прислонившись к лавке. На нем была глиняная маска, плотно прилегавшая к лицу. Под ней оказалась зеленоватая шелковая ткань, покрывавшая лицо покойника. На лавке Хубекова нашла замшевый кошелек с кисточками и черепки горшка. На полу валялось чучело человека, набитое травой, на чучеле — «замшевая» куртка. Только как не искала Домна Ивановна, золотых вещей она не нашла. Впрочем, долго оставаться в могиле женщина побоялась, да и свеча все гасла. Чучело Хубекова оставила, а маску и кошелек снесла домой и продала за 15 копеек в соседний улус Егору Чебачакову, который долго потом показывал их таким же, как он, любопытным.