— И немного жирка то тут, то там, — добавила жена, сплющивая сигарету. — Но, Арни, мы бы выглядели ужасно забавно, если состояли бы только из кожи да жира. А на что бы мы опирались?
— Не нужна мне эта опора из готического романа! — неистово вскричал он.
— Я смотрю, ты надолго оседлал этого конька, — сказала она, подходя к нему. — Если честно, Арни, ты еще тот чудак. Вот!
Она уселась ему на колени.
— Мы одинаковые. Все в порядке. Уж какие есть. Это нормально. Такими уж мы созданы. И я на что-то опираюсь, зато это придает мне форму, дорогой. Ты забудешь об этом. Как всегда забываешь. Пугаешься какого-нибудь пустяка — ночного ветра, гор, снега, а теперь и скелета, но ты забываешь, Арни. Это просто. Вот. Хочешь пощупать мою коленную чашечку? Она такая же, как у тебя.
— Можно? — недоверчиво и заторможенно спросил он.
— Конечно, милый, — сказала она. — Конечно.
Он прикоснулся к ее коленной чашечке, словно она была накалена докрасна. Оказалось, что не накалена. А только приятно и тепло сверкает.
Она склонилась к нему, чмокнула в лоб. Взяла сигарету из его дрожащих пальцев, положила в пепельницу. Затем поцеловала его в губы.
Арни обнял ее. Арни стиснул ее в своих объятиях. Последовал затяжной поцелуй, потом еще один.
Он перестал дрожать.
В глубине души она засмеялась и вздохнула с облегчением, смежив веки. Она сделала вид, будто собирается встать и уйти, но он ее удержал и поцеловал. Она снова ласково засмеялась. Она ему что-то доказывала, не зная точно, что именно, но доказывала.
Спустя пару минут ее рука, состоящая из жутковатых белых скелетных костей, вроде тех, что висят в замках, затянутых паутиной, и валяются, выскобленные добела, в знойных пустынях, или шуршат, подвешенные, в шкафах, дотянулась до выключателя и погасила свет.
1944