Что-то прячется глубоко под ее обычно непоколебимой внешностью.
Она напугана.
Я хватаю ее за запястье и притягиваю к себе, затем медленно поднимаю ее руку, чтобы осмотреть швы.
— Почему не помазала?
Она пожимает плечами.
— Я сегодня торопилась.
Киваю.
— Хм, — продолжаю держать ее, неохотно отпуская, когда прижимаю пальцы к точке пульса на ее запястье, чувствуя, что ее сердце бьется в два раза быстрее моего.
Ее губы лукаво изгибаются, она смотрит на меня из-под густых ресниц.
— Итак, Джек. Кстати, обвинив своего хорошего друга Брэда в убийстве, повеселился с Райаном? — она дразнит меня своей знойной ухмылкой. — Знаешь, он был для меня особенным. У меня были на него планы.
Слабая струйка огня вьется у меня под кожей. Я знаю, что она делает, пытаясь избежать темы Хейза, тыча в монстра, чтобы тот поднялся.
Мой член откликается на призыв к травле, она вызывает в воображении образы той ночи, когда я покрасил камеру в красный цвет кровью ее жертвы.
— Как ты это сделал? — допытывается она, придвигаясь ближе, ее пальцы переплетаются с моими. Ощущение грубых стежков на коже разрушает слой моего контроля. — Сначала накачал его наркотиками? Привязал к своему столу. Задушил перед тем, как содрать кожу с костей? Или ты…
Мои пальцы предупреждающе впиваются в тыльную сторону ее ладони.
— Остановись, Кайри.
Ее лицо морщится от боли, от этого зрелища у меня кровь стынет в жилах.
— Мне просто нужно наглядное представление, — говорит она с придыханием, когда я сжимаю ее крепче. Ее губы дрожат от холода, и мой член пульсирует от этого зрелища. — Это меньшее, что ты можешь мне предложить после того, как украл мою игрушку.
Красная лужа крови застилает мне зрение, и все, что я вижу, — это ее, покрытую липким красным, с распахнутыми глазами…
Сжимаю челюсти.
— Ты играешь с огнем.
— О, я в этом сильно сомневаюсь. Джек Соренсен никогда не злится, — ее нога проскальзывает между моими, задевая член. У нее перехватывает дыхание от ощущения моей твердой как камень эрекции. — Ты слишком холодный…
Я сильно сжимаю ее горло и прижимаю спиной к шкафчику для трупов. Резкий выдох срывается с ее губ, когда я завладеваю ее ртом.
Секунда шока, ее тело напрягается, затем, когда я с неистовой настойчивостью впиваюсь в поцелуй, она стонет и растворяется в безумном требовании. Она целует меня в ответ со злым, отчаянным желанием соперничать.
Моя рука крепче обхватывает ее горло, наслаждаясь каждым движением ее языка по моему, тем, как соблазнительно напрягается ее горло под моей ладонью.
Я отпускаю ее руку, чтобы жадно вцепиться в блузку и вытащить ту из-под узкой юбки. Моя рука проникает под ее рубашку, я завладеваю ее ртом, целуя глубже и наслаждаясь капелькой крови, которая сочится в поцелуе.
Поднимаюсь вверх по ее грудной клетке, обводя пальцами сексуальный изгиб каждой косточки, ее кожа мягкая и гладкая. Сильнее прижимаясь к ее бедрам, я практически пронзаю ее своим членом, этот ублюдок так чертовски хочет погрузиться в нее и узнать, насколько крепко ее влагалище сможет обхватить меня.
Когда я поднимаюсь выше и провожу большим пальцем по ее соску, выступающему сквозь тонкий материал лифчика, она стонет более настойчиво, вибрация на моей ладони усиливает мою потребность услышать ее крик.
Я отстраняюсь, чтобы поцеловать ее в шею, царапая зубами кожу, прежде чем впиться в ее нежную плоть. Но не внезапный, сдержанный крик замораживает мою кровь и останавливает руку. Ощущение шероховатой, скошенной рубцовой ткани под пальцами заставляет мой позвоночник выпрямиться.
Я возвышаюсь над ней и смотрю сверху вниз на ее прекрасное раскрасневшееся лицо.
— Кто это с тобой сделал? — требую я.
Грудь вздымается, она быстро моргает, затем качает головой, прислонившись к шкафчику для трупов.
— Это был… несчастный случай, — говорит она хриплым, отрывистым голосом. — Я была маленькой.
Я ей не верю.
— Несчастный случай, из-за которого тебя бросает в дрожь при виде разбитого стекла?
Ее взгляд пронзает меня насквозь. Я изучил практически все травмы и причины смерти на планете, и, продолжая исследовать два шрама на ее груди, я вижу явные свидетельства серьезных травм, нанесенных очень острым предметом.
— Джек…?
Дрожь в ее голосе вызывает вспышку воспоминаний, и я резко вижу перед собой доктора Кайри Рот в совершенно новом, озаряющем свете.
Я убираю руку с ее шрамов и блузки, затем, с трудом сглотнув, целую ее в лоб. Это совершенно не в моем характере, ее глаза расширяются от беспокойства.
— Нам нужно убираться отсюда, — говорю я, наклоняясь, чтобы поправить член.
— Хорошо. Конечно, — она кивает и заправляет блузку в юбку, поправляет прическу.
Она поворачивается, чтобы уйти, и я хватаю ее за запястье.
— Ты свободна на весь день, — говорю я ей.
— Это приказ, Джек?
Я киваю один раз.
— Держись подальше от Хейза.
Какое-то нечитаемое выражение промелькнуло на ее лице, прежде чем она выдавила из себя яркую улыбку.
— Я уже большая девочка. Со мной все будет в порядке.
Затем она убегает, а я остаюсь с бешено колотящимся сердцем и сладким вкусом ее губ. По прошествии достаточного времени я выхожу из холодильника для тел и направляюсь в свой офис, где забираю сумку и пиджак от костюма.
Необходимость сложить последний кусочек головоломки на место — это непреодолимая сила, толкающая меня вперед. Я иду через кабинет Кайри, не уверенный, что чувствую, оставляя ее здесь с Хейзом, но если я прав… тогда точно буду знать, почему он здесь.
Кайри не смотрит на меня, когда я стою у двери ее кабинета, и я знаю, что она потрясена. Но не от поцелуя. От секрета, который она слишком долго скрывала от меня.
Я еду домой и направляюсь в свой офис. За фальшивой панелью книжной полки находится биометрически запечатанная дверь, которая ведет в мою личную холодильную камеру и кабинет — мою комнату трофеев. Я прохожу мимо костей в стеклянной витрине, не останавливаясь, пока не добираюсь до стеллажа, куда я засунул коробку с вещами десятилетней давности.
Откапываю старую видеокамеру, затем достаю адаптер питания.
Притопывая ногой, я сижу на диване и нетерпеливо жду перемотки 8-миллиметровой ленты.
Когда на заполненном статикой экране появляется лицо девушки, я нажимаю паузу.
Там, на зернистом изображении, бледно-голубые глаза, которыми я был одержим последние три года. Они открыты настежь, и ни с чем нельзя спутать ужас, таящийся в их глубинах.
Я нажимаю воспроизведение, и из маленьких динамиков доносится сдавленный крик Кайри.
На кадрах воспроизводятся более ранние события той ночи, когда серийный убийца нанес ножевое ранение девочке-подростку во время семейной резни.
И когда смотрю на экран, я снова становлюсь свидетелем ее смерти.
Потому что та девушка была мертва. Я видел, как она умирала.
Провожу рукой по лицу.
— Jeg forlod hende.15
Отложив видеокамеру, я встаю и направляюсь к стеклянному шкафу. Отпираю дверь и выбираю хрупкую кость, выставленную посреди других моих трофеев.
Подъязычная кость Молчаливого истребителя.
Я провожу пальцем по гладкой кости, которая не нуждается в соединении с какой-либо другой костью. Самая внутренняя часть кости содержит полость, где кровеносные сосуды проходят через каждый слой, перенося питательные вещества и кислород.
Несмотря на то, что я изучал эту конкретную кость на протяжении всей своей карьеры, у меня такое чувство, будто я вижу ее впервые.
Нет, одинокая подъязычная кость не нуждается в какой-либо другой структуре для своего существования. Тем не менее, его выживание зависит от жизнеобеспечивающего костного мозга.
Той ночью десять лет назад, когда я намеревался уничтожить убийцу на своей территории, я задушил его насмерть прямо рядом с его последней жертвой — девушкой с завораживающими бледно-голубыми глазами; глазами, в которые я ни разу не взглянул до того момента, как она появилась в моем университете.
Все это время она не была мертва. Она вовсе не мертвая. Она здесь.
Она — костный мозг.
Она — моя суть.
Кайри не родилась убийцей — она была создана.
И я этому помог.
Глава 11
Уинтерс
КАЙРИ
Когда пробивает восемь часов, кажется, что мои глаза готовы выпасть из орбит. Я провела утро на лекциях, вторую половину дня оценивала эссе, а вечером просматривала записи с камер слежения двухмесячной давности, на которых были запечатлены большие и маленькие существа, медленно поедающие одно из тел в лесистой части исследовательских полей Басса. Даже появляется Зайка, убегает с локтевой костью, чтобы залечь под прикрытием куста черноплодной рябины, зажав кость между передними лапами и хрустя челюстями по изогнутой вертельной выемке. Я улыбаюсь, перематывая пленку назад и просматривая ее снова. Многие другие животные предпочли бы бедренную кость, чтобы обглодать хрящики, или ребра, которые легко ломаются. Но не Зайка.
— Конечно, ты выбрала нечто неуклюжее, — говорю я экрану. — Держу пари, ты сделала это просто для того, чтобы быть милой.
Когда боль от ее потери начинает жечь мою грудь, я закрываю ноутбук, потягиваюсь, прежде чем встать и собрать вещи. Со мной здесь сегодня только Джек, его профиль обращен ко мне, пока он изучает что-то на мониторах компьютеров в своей лаборатории. Его внимание настолько поглощено анализами, что я могла бы незаметно ускользнуть. На самом деле, уверена, что он будет счастливее, если я уйду, не сказав ни слова. Он и раньше не ценил какие-либо попытки простой вежливости. Что ему больше всего не понравилось бы, так это если бы я прервала его веселым «доброй ночи».
Я перекидываю сумку через плечо, нацепляю свою самую слащавую, ослепительную улыбку и марширую в лабораторию, чтобы произнести то, что, несомненно, станет самым веселым прощанием, которое когда-либо получал Джек Соренсен.