Некоторое время назад свет в доме погас. Рискую предположить, что у Брэда не так много выносливости, и они сейчас спят. По неосторожности входная дверь была оставлена незапертой. Я надеваю перчатки и вхожу внутрь, быстро осматриваю жилое пространство.
Я убедился, что здесь нет камер или сигнализации, когда в первый раз обыскивал дом Брэда. Несмотря на всю его зарождающуюся паранойю, я полагал, что он, по крайней мере, заведет собаку. Спальня находится справа от узкого коридора. Я крадусь по деревянному полу из твердых пород к приоткрытой двери и толчком открываю ее еще шире.
Брэд спит на левой стороне кровати, ближайшей к двери. Доктор Рот пропала. У меня волосы встают дыбом, и я быстро оглядываю затемненное помещение. При помощи лунного света, падающего сквозь решетчатые жалюзи, осматриваю углы, прислушиваюсь к любому движению в ванной комнате.
Тишина в доме успокаивает нервы, я вхожу в комнату и смотрю на Брэда сверху вниз.
Белая простыня скомкана у него на животе. Синяя фольга валяется на прикроватном столике рядом с двумя стаканами алкоголя.
Все еще чувствуется аромат ее духов — горьковатые ноты цветка дягиля и сладкой ванили. Столкновение запахов витает в застоявшемся воздухе, воспламеняя меня изнутри.
Сжав кулаки, я наблюдаю за тем, как поднимается и опускается бледная грудь Брэда, сдерживая порыв придушить его пропитанной потом подушкой.
Что касается Брэда, то в моем отделении он бесполезен. Не будет большой потери, если он просто умрет во сне. Но он счастливчик, потому что в его костной структуре нет ничего интересного. Я трачу на него время, так что лучше потороплюсь.
Снова бросаю взгляд на обертку от презерватива, и у меня внизу спины образуется тугой узел. Если бы мне не нужна была информация от этого придурка, я бы нарушил собственное правило и нагадил прямо на своей территории, а затем измазал этим лицо Брэда.
Эти образы оставляют неприятный привкус у меня во рту, и я решаю уйти. Мой первоначальный план состоял в том, чтобы напоить Брэда на приеме, накачать наркотой, если понадобится, и получить информацию. Затем убрать его навсегда из Уэст-Пейна, что облегчит мою ношу.
Время еще есть.
Проходя по дому, я замечаю заднюю дверь, понимая, что доктор Рот, должно быть, вышла через нее. Любопытство направляет мои шаги мимо прачечной, где я вижу сваленную на полу одежду. Приподнимаю ткань рукой в перчатке, узнаю платье, в котором Кайри была на сегодняшнем мероприятии.
Ее аромат окутывает меня, рука сжимает мерцающий материал.
Я никогда не притворялся, что понимаю человеческую природу, но все, что касается доктора Рот, приводит меня в бешенство и сбивает с толку. Я даже несколько раз представлял, как привязываю ее к столу и препарирую.
Я кладу платье обратно на то же место, прежде чем выйти из дома.
Поездка до университета занимает чуть больше двадцати минут. Я использую свою карточку-ключ, чтобы получить доступ в исследовательские лаборатории, где буду зарегистрирован с отметкой времени. Сначала сажусь за свое рабочее место и открываю файл с последним сохраненным черновиком, чтобы потом, если что, отследили, будто я занимался делом. Сегодня я присел на уши доктору Кэннону, дважды заявил, что мой исследовательский проект по поиску мест захоронений необходимо завершить к этой неделе, повторив, как мне не терпится покинуть торжественное мероприятие.
Когда я отталкиваюсь от стола и направляюсь в кабинет Брэда, отбрасываю все мысли о докторе Рот, исчезающей в ночи без платья, и сосредотачиваюсь на просмотре записей Брэда.
Он так чертовски полезен, так хорошо упорядочивает заметки о телах. Не может вспомнить и вернуть мой протонный магнитометр, но поручает своему аспиранту перепроверить записи о донорах на предмет точности.
В результате стало известно о недостающей подъязычной кости недавнего донора.
Такая очевидная оплошность, наверное, ошибка.
Я осторожен. У меня есть система. Сначала запись, и только потом кража. На этом все должно было закончиться. Но я увидел кое-что в глазах Брэда, когда он впервые упомянул мне об этом, — замешательство, за которым последовала искра страха.
Потому что доктор Джек Соренсен не совершает ошибок.
Я запомнил этот взгляд. Этого выражения я обычно жажду. Это то, что воспламеняет мою ледяную кровь и учащает сердцебиение, когда я смотрю в глаза своим жертвам, пока они испускают последний вздох.
За ту долю секунды, как это промелькнуло на лице Брэда, я распознал его страх.
Он понял.
И он боялся меня.
А это значит, что найти остальные кусочки головоломки, чтобы сложить воедино, почему я так предан своим исследованиям по разложению тел в течение последних шести лет в университете для него только вопрос времени.
По замыслу, я не остаюсь на одном месте дольше нескольких лет. Однако, когда Уэст-Пейн выделил больше двадцати гектаров земли для университетской программы «Ферма тел5», сделав ее третьей по величине в стране, стало трудно найти лучшее, более идеальное место.
Не найдя ничего об отчетах в записях Брэда, я смотрю на запертый ящик справа от себя. Прежде чем у меня возникает искушение взломать замок, я отступаю от стола и выключаю компьютер.
Время еще есть.
Я не позволю сбить себя с толку такому ничем не примечательному человеку, как Брэд.
В черной ночи на небе висит полумесяц, указывая мне путь к ферме тел. Прогулка по пятнадцати акрам лесистой местности помогает прояснить мысли. Я прохожу по секторам фермы, где в различных условиях были оставлены разлагаться тела.
За последние шесть лет, проведенных здесь, я ни разу не допустил ошибки.
Меня никогда не допрашивали.
Приверженность рутине и дисциплина были ключевыми факторами, чтобы не попадаться на радары. Я вспоминаю тот день, когда мой распорядок дня впервые был прерван веселым, звенящим смехом.
Глупо винить доктора Рот в этом… расстройстве. Но я бы и не винил, если бы она специально не пыталась уничтожить меня. Однако факт остается фактом: до тех пор, пока она не поступила в мой университет, я никогда не допускал ошибок.
До моих ушей доносится характерный звук металла, шаркающего по земле, и я останавливаюсь.
Напрягаюсь, прислушиваясь, как тихий стон эхом отдается от редко расположенных сосен. Я двигаюсь в направлении шума и вскоре замечаю след на земле. Глубокие следы тянутся вдоль длинного участка дорожки, ведущей к ручью.
Мои шаги замедляются, и я останавливаюсь перед поляной, когда вижу причину шума.
Доктор Кайри Рот копает возле берега, каждый раз издавая стон, когда ставит ботинок на край лопаты и зачерпывает мокрую грязь. Она на мгновение замолкает, чтобы сделать глубокий вдох, и я тоже рефлекторно перестаю дышать.
Когда она продолжает копать, я медленно выдыхаю и осматриваю местность, мой взгляд падает на большой походный рюкзак.
Я должен уйти. Прямо сейчас. Но моему инстинкту повернуться и уйти мешает любопытство, охватившее меня при виде того, как она копает землю. Ее темные волосы собраны в беспорядочный пучок, бриллиантовые серьги сверкают в лунном свете, макияж все еще на месте — но она покрыта грязью.
Так вот почему она оставила свое платье у Брэда? Чтобы улизнуть и…
Что, черт возьми, она делает?
Ее тяжелое дыхание вырывается в воздух клубами серебристого тумана, и у меня теснит в груди от этого соблазнительного зрелища. Боже, я почти улыбаюсь. Эмоции такие чуждые, что даже закрадывается частичка беспокойства. Было нетрудно воспользоваться этой возможностью. Импульсивно, да, но, ох, чертовски соблазнительно.
Эта лопата могла бы оказаться у меня в руке за считанные секунды. В ближайшие пять минут доктор Рот может лежать в той самой яме, которую и роет.
С острым сожалением я решаю вместо этого удовлетворить свое любопытство.
Опускаю руку в карман и сжимаю лежащий там предмет, прежде чем вытащить его и откинуть серебряную крышку. Чиркаю кремневым колесиком зажигалки, и на фоне темной ночи вспыхивает тонкий язычок пламени.
Услышав этот звук, Кайри перестает копать.
Глава 3
Какие три слова
КАЙРИ
— Кажется, я опоздал на еще одну вечеринку.
Я продолжаю махать лопатой и улыбаюсь в темноту.
— Уверена, что хронические опоздания — один из многих недостатков вашего характера, доктор Соренсен, на самом деле вы пришли точно вовремя, — я смотрю на него через плечо, его смертоносная фигура освещена лунным светом и нитью пламени, он стоит на крутом берегу ручья позади меня. Щелчок гасит огонь, когда он закрывает крышку зажигалки и кладет ее в карман. — На самом деле, — говорю я, возвращаясь к разгребанию густого ила, вода утяжеляет работу, — ты же давно здесь стоишь.
Интрига сгущает тишину между нами.
Я жду, что Джек спросит, что я имею в виду, но он этого не делает. Позади меня слышен только беззвучный шелест листьев, и я знаю, что он подходит ближе.
— Конкурирующие разочарованные магнаты, Джек, — говорю я, не оборачиваясь.
Движение позади меня прекращается.
Тишина.
— Что?
— Конкурирующие разочарованные магнаты.
Снова тишина.
Я выпрямляюсь и поднимаю лопату, указывая вниз по течению, и комочки ила с плеском падают в темную воду.
— Найденный пропавший тост, — я поворачиваюсь, чтобы указать на поля за дальним берегом, на высокую траву, поглощенную темнотой ночи. — И мое любимое — пропавшая без вести коала. «Какие три слова», Джек.
Я оглядываюсь через плечо. Он гораздо ближе, чем я ожидала, уже на узкой пойме реки, всего в нескольких футах от меня, в тусклом свете видно как напряжены его плечи. Он смотрит на черный походный рюкзак, лежащий позади меня, прежде чем встретиться со мной взглядом с расчетливой угрозой. Замешательство и любопытство — единственное, что помешало ему подкрасться ближе.