— Min lysende stierne27 — говорит он, медленно опуская меня на свою длину, его глаза не отрываются от моих. Я чувствую каждое прикосновение металла, когда он скользит в меня. Он наблюдает за мной, словно фиксируя нюансы моей растущей потребности своими серебристыми глазами. — Min elskede28.
— Скажи мне что-нибудь понятное.
Слабая улыбка приподнимает уголок губ Джека.
— Ты и так понимаешь.
— Все равно, скажи мне. Что-то настоящее.
— Ты моя.
Это настоящее.
Ритм нарастает медленно, каждое скольжение члена Джека — плавный толчок удовольствия. Я обвиваю руками его шею, прижимаюсь лбом к его лбу. Я смотрю ему в глаза. Теплое дыхание, разгоряченная кожа и ледяные капли сталкиваются между нами. И я бы ничего не стала менять.
Я разрываю наш пристальный взгляд, обвиваю руками шею Джека сзади, наслаждаясь теплом его груди на своей холодной коже. Он скользит руками дальше вверх по моим ногам, пока не обхватывает мою попку, задавая ритм каждому глубокому удару. Я дрожу, когда металлические шарики и стержни, которые проходят по всей длине эрекции Джека, скользят по моей плоти, возбуждая нервы. Он сильнее прижимает мою спину к плитке и целует мое плечо. Когда он поднимает меня немного выше и наклоняет, чтобы войти глубже, я стону его имя. Я провожу пальцами по его влажным волосам. Мои стенки сжимают его член при каждом толчке.
Удовольствие нарастает до предела. Но я чувствую, что он сдерживается. Когда я прикладываю руку к его прохладной щеке и привлекаю его внимание, я вижу это в его глазах, его расширенные зрачки сливаются с моими.
Я знаю, что многие из его страхов такие же, как и у меня. Но я также знаю много его секретов. И не могу спросить, что это — страхи или секреты в его глазах. Потому что мне нужно придерживаться своего плана, и, если он подпустит меня сейчас слишком близко, я, возможно, не смогу заставить себя довести дело до конца.
— Пойдем со мной, — шепчу я ему в губы, прежде чем прижаться своей дрожащей плотью к его. Джек стонет мне в рот, и моя спина скрипит на плитке, когда он толкается сильнее, воздух вырывается из моих легких с каждым толчком.
Я больше не чувствую холодной воды. Только поглощающее удовольствие, пронизывающее мои нервы, пожирающее чувства, оставляющее меня равнодушной ко всему, кроме разрядки, которая накатывает волнами. Я чувствую себя сотканной из света, тону в нем, в голове у меня гремит от ударов сердца, перед глазами вспыхивают искры, когда я закрываю глаза. Сдавленный крик срывается с моих губ, когда Джек отстраняется, чтобы впиться зубами в нежную плоть на стыке моих шеи и плеча. Он вонзается в меня с рычанием, когда высвобождается, его член пульсирует, изливаясь в меня.
Мы стоим так в объятиях до тех пор, пока наше дыхание не начинает замедляться. Джек так же неохотно отпускает меня, как и я. Мой разум был бы рад остаться здесь навсегда, но тело слишком рано протестует против холода, когда мои зубы начинают стучать, Джек опускает меня со вспышкой улыбки, прежде чем поставить на нетвердые ноги. Он увеличивает температуру, и первая струя горячей воды приятно покалывает кожу.
— В постель? — вот его единственный вопрос. Я киваю, и он запечатлевает поцелуй на моих ресницах, прежде чем выйти из душа, чтобы вытереться и почистить зубы. Бросив короткую улыбку через плечо, он отправляется в спальню.
Как только он уходит, я сажусь под душ, подтянув колени к груди, пока вода не обжигает мое тело, оставляя красные пятна.
Высушив волосы, я забираюсь под одеяло. Джек почти спит, просыпается лишь для того, чтобы обнять меня за талию.
Но я не сплю.
Я жду.
Дыхание Джека становится глубже. Судороги сновидений проходят. Если ему и снятся кошмары, они его не будят. Когда он ускользает за пределы царства грез, я встаю с кровати, жестом приглашая Корнетто следовать за мной.
Мы спускаемся вниз в темной тишине. Я не включаю свет, пока не оказываюсь в кабинете Джека, сначала иду к шкафу за сумкой, которую спрятала за коробкой с научными журналами. Переодеваюсь в ту одежду, которая находится внутри. Черная футболка. Старый камуфляжный свитер, который папа купил мне перед нашей последней совместной охотой. Мои любимые зеленые походные брюки. Зашнуровываю ботинки, куртку застегиваю на молнию до подбородка. К тому времени, как я сажусь за стол Джека, все готово к работе.
Кроме меня.
Я вынимаю ручку из коробки на столе и открываю один из ящиков, чтобы достать немного бумаги. Кожаный альбом для зарисовок лежит на толстой стопке незапятнанных листов личной канцелярской бумаги Джека, и я кладу его на стол перед собой. Мои пальцы надолго задерживаются на обложке, пока я пытаюсь убедить себя, что это слишком личное, но, в конце концов, любопытство побеждает, и я пролистываю толстые, кремового цвета пачки бумаги.
Некоторые наброски представляют собой этюды рук. Нежные, но сильные. Выразительные и элегантные. Другие — силуэты, их черты женственны, но расплывчаты. Сидит, как будто глубоко задумавшись, или жестикулирует в сторону кого-то. Смотрит в окно на тенистый пейзаж, нарисованный грубыми мазками углем.
Я переворачиваю еще одну страницу, и у меня перехватывает дыхание.
Это женщина, подпирающая подбородок рукой, с задумчивым выражением лица она наблюдает за чем-то вдалеке. Детали прорисованы с педантичной точностью графитовым карандашом различной твердости.
Но глаза у нее ярко-голубые.
На следующей странице еще одно изображение ее лица, на этот раз гораздо ближе. Тот же стиль, растушевка настолько тонкая, что карандашные штрихи едва заметны. Голубые глаза с темным центром, который бледнеет по направлению к глубокому кольцу вокруг радужной оболочки, пестрые всполохи расходятся от зрачка. Цвет точный, безошибочный.
Переворачиваю еще несколько страниц. Разные позы. Разные эмоции. Та же самая женщина с голубыми глазами.
Я.
Захлопываю тетрадь и вдыхаю, минуя комок, который застрял у меня в горле. Всего три вдоха. Это самое долгое, что я позволю себе.
Когда проходит третий вдох, я беру лист чистой бумаги из блокнота на столе и пишу свое письмо, складываю его, прежде чем положить в карман.
На втором листе я пишу всего три слова:
Отвлекающий замерзший паяльник.
Я держу вторую записку в руке, прежде чем повернуться к Корнетто, который сидит рядом со мной, его красновато-карие глаза следят за выражением моего лица. Он издает тихий скулеж, и я глажу его серебристый мех, прижимаясь к нему головой.
— На этот раз ты не пойдешь, — шепчу я, и он снова скулит. Каким-то образом он всегда знает, когда я отправляюсь на охоту без него. — Ты должен присмотреть за Джеком. Возвращайся в постель, Корн-Дог.
Всхлипнув в последний раз, Корнетто поворачивается и трусцой направляется обратно наверх.
Я выключаю свет и долгое время просто сижу в уютной темноте.
Когда я, наконец, готова идти, я кладу вторую записку на кухонный стол. Затем покидаю дом Джека Соренсена и шагаю прочь, в усыпанную звездами ночь.
Глава 20
Стрелы
КАЙРИ
— Ты пришел, — говорю я. Джек приближается ко мне по узкой тропинке, ломкие листья деревьев царапают друг друга, когда он убирает со своего пути низко свисающие ветви. Я не могу сдержать улыбку, которой одариваю его, когда он выходит на небольшую поляну и останавливается осмотреть бревенчатую хижину позади меня.
— Ты напугала меня до чертиков, Кайри, — говорит Джек, пригвоздив меня взглядом. — Я чуть не пропустил записку.
— Но увидел же, — говорю я, стараясь не позволить его беспокойству слишком глубоко запасть в память. Моя улыбка становится ярче, и я широко раскидываю руки. — И вот мы здесь.
Взгляд Джека, наконец, немного смягчается, когда он смотрит в сторону хижины. Я поворачиваюсь на пятках проследить за его взглядом, восхищаясь темными линиями древесины и изношенным крыльцом, оригинальными элементами в сочетании с моими собственными модификациями солнечных панелей и скрытых камер. Когда я снова поворачиваюсь к нему лицом, Джек наблюдает за мной, в его глазах такой блеск, как будто он видит меня впервые.
— Ты построила это сама? — спрашивает он, кивая в сторону хижины.
— Нет, — говорю я с легким смешком. — Нет, домик принадлежал моему дедушке. Но за эти годы я кое-что изменила.
Джек кивает, его взгляд останавливается на одной из наиболее заметных камер, закрепленных под выступом крыши. Когда его внимание возвращается ко мне, он делает осторожный шаг вперед, затем еще один. Может, он думает, что это какая-то ловушка. Может, в возбуждении, которое я едва могу сдержать, есть что-то слишком дикое, слишком подозрительное. Поэтому, когда Джек останавливается передо мной с руками в карманах, я первой сокращаю расстояние между нами, приподнимаюсь на цыпочки, чтобы положить руку ему на затылок и притянуть к себе для поцелуя. Свободной рукой я хватаюсь за край его расстегнутой куртки, металлические зубцы молнии впиваются мне в ладонь, когда я притягиваю его ближе. Мой язык пробегает по изгибу его губ, требуя проникновения, чтобы наполнить его рот вкусом желания, которое пламенем охватывает мою грудь.
Он не может устоять передо мной.
Я уже знаю, что он этого не хочет, даже если так долго пытался настоять на своем. Руки Джека лежат на моем лице, принося тепло моей холодной коже, когда он проводит кончиками пальцев по скулам, пока искры от его прикосновения не начинает пробегать по моему телу. Нехотя, я прерываю поцелуй. Энтузиазм тянет меня назад, и страх тоже, если честно. Есть какая-то радость следовать своим инстинктам, но осознание того, что я могу ошибаться, хотя и несет в себе свое собственное опьяняющее желание, которое уносит меня прочь, как прилив.
— Что мы здесь делаем? — спрашивает он, делая шаг в сторону хижины. Я крепче вцепляюсь в его куртку, чтобы не дать ему подойти ближе.
— У меня есть для тебя маленький подарок, — отвечаю я, не переставая улыбаться, и отворачиваюсь к походному рюкзаку, лежащему на краю поляны. Настороженный взгляд, который он бросает на меня, доказывает, что он узнает этот рюкзак, но вместо отрубленной конечности какого-то аспиранта я достаю планшет, включаю его, чтобы выбрать изображение, которую увеличиваю, прежде чем передать Джеку. Его глаза задерживаются на мне на долгое мгновение, наконец он смотрит на экран, и его губы приоткрываются, когда он видит живую трансляцию. — Тебе нравится?