— Это что, головоломка? — спрашивает он.
Я лучезарно улыбаюсь ему в ответ. Я ожидала, что он одарит меня высокомерной, насмешливой ухмылкой и спросит, не сошла ли я с ума, но нет. Он подыгрывает мне, пытаясь разобраться во всем.
— Это единое целое, Джек. Ну конечно, — я вгоняю острый конец лопаты в ил и опираюсь на рукоятку, в моих ботинках хлюпает, вода из ручья стекает по резине, обтягивающей мои лодыжки. — Ты что, никогда не слышал о «какие три слова»?
Джек не отвечает. Так не пойдет.
Я тяжело вздыхаю и закатываю глаза.
— Да ладно, не прикалывайся надо мной сейчас.
— Не слышал, — отвечает Джек глубоким и строгим голосом.
Я награждаю его лучезарной улыбкой, которая ничуть не притупляет освещенную луной злобу, сверкающую в его глазах.
— Это система геокодирования. Каждому трехметровому участку земли присвоен свой собственный уникальный код из трех слов. Это, — говорю я, указывая рукой на свои ноги, — Конкурирующие разочарованные магнаты.
Джек наклоняет голову. Прищуривается.
Я освобождаю руку от перчатки и достаю из кармана свой одноразовый телефон, вводя пароль, чтобы открыть главный экран и запустить приложение. Нажимаю на точку моего текущего местоположения и поворачиваю к нему экран.
— Видишь? Вот здесь конкурирующие разочарованные магнаты. Найденный пропавший тост — это местонахождение тела, от которого ты избавился еще в марте. Пропавшая без вести коала — это место, где, по мнению Мейсона, лежит его знакомый. Есть и другие, все они прямо здесь, благодаря скрупулезным навыкам Мейсона по вводу данных, — говорю я, постукивая себя по виску свободной рукой, когда убираю телефон в карман.
Пространство между нами, кажется, потрескивает, как статические разряды. Воздух неподвижен и холоден. Серебристый туман вырывается из моих приоткрытых губ в свете звезд, но я не вижу выдохов Джека. Может, он затаил дыхание, а может, он рожден ночью и холодом. И то, и другое могло быть правдой.
Мы не сводим друг с друга пристального взгляда, пока я не улыбаюсь и не натягиваю перчатку обратно, одновременно показывая ему ладонь.
— И прежде чем ты подкрадешься еще ближе, знай, если со мной что-нибудь случится, что угодно, за тобой придут первым. Каждое место. Каждое тело. Каждая фотография. Каждую крупицу улик, которую я добыла. Все это попадет прямиком в ФБР. Мое благополучие в твоих интересах.
Я почти слышу, как напрягаются мышцы Джека, как скрипят его сухожилия. Я уверена, что он готов отбросить осторожность и атаковать. Но он этого не делает. Он стоит неподвижно в луче лунного света, его глаза не отрываются от моих, словно слившись воедино.
— Кто в мешке, Кайри? — спрашивает Джек, и в его голосе звучит угроза, обернутая в бархат.
Я борюсь с желанием захлопать в ладоши и взвизгнуть, вместо этого вгоняя лопату в ил. Теперь я разрыхлила достаточно глубокий и широкий участок, чтобы перейти к следующему шагу процесса, поэтому я выбираюсь из засасывающей грязи и направляюсь к рюкзаку.
— Знаешь, Джек, это, наверное, самое долгое общение, которое у нас было за весь месяц, и в кои-то веки я отлично провожу время, — говорю я, с ненужной медлительностью вынимая застежки пряжки на сумке, не сводя глаз с доктора Соренсена. Ведь несмотря на то, что я одновременно возбудила его любопытство и пригрозила ему самыми страшными последствиями, я не доверяю этому ублюдку. Ни капельки.
— Кто в мешке, — повторяет он. Возможно, в глубине его слов скрывается крошечный укол отчаяния.
— Ты беспокоишься, что я забрала кого-то важного для тебя? — я надуваю губы, мои пальцы замирают на второй застежке.
— Кайри…
— У тебя нет чувства юмора, Джек, — сокрушаюсь я, драматично качая головой. Я расстегиваю зажим и шнурок, убирая слои пакетов. Прядь волос шуршит о мои перчатки, хватаюсь пальцами за них, а затем тяну и вытаскиваю отрубленную голову. Безжизненное лицо и полуприкрытые стеклянные глаза смотрят то на одного, то на другого. — Мейсон Дюмонт.
К его чести, Джек довольно хорошо справляется с притворством, что он не удивлен. Но это так. И он разозлился. Я слышу это по тому, как скрипят его кожаные перчатки, когда он сжимает кулаки.
— Ты убила Мейсона Дюмонта, — медленно произносит он, это не вопрос, а утверждение.
— Нет. Ты убил Мейсона Дюмонта, — я возвращаюсь к воде и опускаю голову Мейсона в ил, его студенисто-голубые глаза смотрят на звезды. Поднимаю одну ногу, чтобы ударить его по лицу, и вдавливаю голову поглубже в грязь. — Твои ботинки мне немного велики. Пришлось надеть каких-то шесть пар носков, но они все равно спадают.
Взгляд Джека опускается к болотным ботинкам, и потом он пронзает меня диким взглядом. Я улыбаюсь и откидываю края куртки, которую украла из его лаборатории два года назад, чтобы упереть кулаки в бедра, показывая утяжеленный жилет и ремень.
— Ты сколько весишь… килограмм восемьдесят пять? Я так подумала, — говорю я, возвращаясь к сумке и вытаскивая из нее обрубки Мейсона, клочья разорванной рубашки развеваются, когда я слегка машу Джеку обеими безвольными руками, несу их к ручью и опускаю в грязь. — Не волнуйся, все будет в стиле «Важного серийного убийцы», чтобы прилежные детективы Вествью6 знали, что это был ты, если решишь сделать какую-нибудь глупость. Я настолько крутой, что даже не могу сказать гребаное спасибо единственному человеку, который дал мне все, что я когда-либо мог пожелать, например, деньги на исследования, оборудование и эту здоровенную ферму для изобилия трупов. Нет, нет, нет. А теперь берегитесь, лесные твари, приближается крутой серийный убийца.
— Господи Иисусе, Кайри, — шипит он. — Это все потому, что я не целовал тебя в зад в знак благодарности?
Я не отвечаю, большими шагами возвращаюсь к сумке и хватаю отрезанное бедро, с плеском бросая его в воду. Когда вытаскиваю другое из сумки, задумчиво хмурюсь на темное и пустое нутро рюкзака.
— Ой, кажется, ты забыл кое-что важное, Джек, — говорю я, поднимаясь. Впервые после торжества мой взгляд такой же убийственный, как и у него.
Наступает долгая тишина, пока я несу последний отрезанный кусок плоти в водянистую могилу, кровь капает на влажную траву. Когда я опускаю его в воду, наступаю на ветки, загоняя их поглубже в грязь, зная, что подошвы ботинок Джека оставят следы на остывающей плоти.
— Пижаж7, Джек. Я всегда хотела попробовать это в «Les Pastras»8. Топтать виноград в Провансе в августе? Пожалуйста, я только за. Мне нужен отпуск после того, как я пыталась обеспечить твою неблагодарную задницу все эти три года.
— Так вот в чем дело. Я не упал к твоим ногам, как все остальные, и ты решила подставить меня, — Джек делает паузу, как будто ожидает, что я отвечу. Когда я молчу, он издает мрачный и невеселый смешок. — Женская месть не знает границ. Не думал, что вы настолько заурядны, доктор Рот.
— Тогда, полагаю, я не оправдала все ваши ожидания, доктор Соренсен? — отвечаю я сияющей улыбкой.
Погрузив конечности Мейсона в грязь, я хватаю лопату и начинаю разбирать кучу земли, которую отложила, чтобы закрыть их. Джек наблюдает за мной, вычисляя, взвешивая, возможно, упираясь своим большим мозгом в каждую стену в лабиринте, который я создаю между нами. Но не двигается. Не подходит ближе. Даже когда я слегка наклоняюсь в неудобных болотных сапогах, и мне приходится ловить равновесие, с писком погружая лопату в останки тела. Когда я оборачиваюсь, он стоит там, где и был, и я знаю, моя уверенность, что он будет послушным, нервирует его так же сильно, как и все остальное, что он видел или слышал сегодня вечером.
Закончив, я использую лопату как трость, чтобы выкарабкаться из густой, тяжелой грязи, а затем бросаю ее рядом с сумкой.
— Чего ты хочешь? — спрашивает Джек.
Я могла бы закрыть глаза и нежиться в сладкой потребности, которая разливается у меня в груди, представляя тысячи вариантов того, как можно ответить. Богатство его голоса окутывает меня. Плавность каждого его слова имеет острую и скрытую грань, по которой я хочу провести пальцем, чтобы посмотреть, пойдет ли кровь.
Мы стоим и смотрим друг на друга, ручей журчит позади. Где-то далеко кричит сова. Безветренная ночь доносит этот звук.
Я придвигаюсь ближе к Джеку, не сводя с него глаз, хотя чувствую, как он напрягся. Останавливаюсь на расстоянии вытянутой руки, засовываю руки в карманы куртки в знак доверия. В тусклом свете вижу, как он приподнимает темную бровь в беззвучном вопросе. «Чего ты хочешь?» — беззвучно повторяет он.
— Я хочу, чтобы ты рассказал мне о нашей первой встрече, — говорю я.
Брови Джека слегка сдвинулись, он начал быстро моргать, будто замыкаясь. Он переводит взгляд на темную воду и снова возвращается ко мне, его пухлые губы сжаты в прямую линию. При свете я бы смогла увидеть изменения в этих серых глазах, которые подбирают цвета окружающего мира, как камуфляж.
Он отводит взгляд, выражение его лица снова разглаживается, но становится отстраненным.
— Духи «Анжелик Нуар». Это первое, что я помню.
— Не думала, что ты у нас парфюмер, — говорю я с улыбкой.
Джек бросает взгляд на меня, прежде чем снова перевести его на ручей.
— Я повернулся и увидел тебя у двери в старую лабораторию вместе с доктором Кэнноном. На тебе было темно-фиолетовое платье. Волосы взъерошены. Духи заполнили всю комнату.
Моя улыбка увядает, когда глаза Джека находят мои и не отпускают. Я киваю, чтобы он продолжал, и он подходит на шаг ближе. Я позволяю.
— Ты вошла в комнату с протянутой рукой. Доктор Кэннон представил тебя как доктора Рот, но я уже знал, кто ты такая, — говорит Джек. Мое сердце учащенно бьется в груди. Давно забытая надежда шевелится под грудиной, и я вопросительно склоняю голову набок. — Тем утром он отправил сообщение в департамент с твоей фотографией. На фото совсем другая. Вживую ты стояла передо мной с греховной улыбкой.