Я пожимаю ей руку в знак согласия, и когда она собирается отстраниться, я притягиваю ее к себе.
— Ты забрала кое-что мое, — шепчу я ей на ухо.
Ее дыхание прерывается, выдавая малейшую дрожь ее тела, прежде чем она говорит:
— Я понятия не имею, о чем ты говоришь.
После еще одного тяжелого удара сердца я отпускаю ее руку и отступаю назад. Не отрываю от нее взгляда, пока не оказываюсь у двери, затем поворачиваюсь к ней спиной.
Я слышу характерный щелчок моей зажигалки. Остановившись в дверях, я оглядываюсь и вижу, как Кайри чиркает колесиком. Крошечное пламя вспыхивает, отражение танцует в ее глазах.
Кайри закрывает крышку, чтобы погасить пламя. Затем вырывает из букета голубой цветок, обрывает длинный стебель и, подмигнув, закладывает цветок за ухо.
— Игра началась, Джек.
Глава 5
Щелчок, хлопок
КАЙРИ
Щелчок, хлопок. Щелчок, хлопок.
Я прикусываю зубами нижнюю губу и пытаюсь подавить улыбку, которая так и просится вспыхнуть на моем лице. Мне не удается удержать ее. Я перечитываю сообщение Хью в третий раз за это утро, волнение и нервы пронизывают мои пальцы, пока тереблю зажигалку в руке.
Кому: [электронная почта защищена]
От: Хью Кэннон [[электронная почта защищена]]
Тема: СРОЧНО: Совещание департамента
Всем,
Я немедленно разошлю расписание обязательного собрания департамента в 10 часов утра — пожалуйста, отмените все встречи или занятия, которые у вас запланированы на это время. Все выездные занятия, пожертвования тел или планы исследований отменяются до дальнейшего уведомления.
С лучшими пожеланиями,
Хью
Я открываю и закрываю крышку из нержавеющей стали с точностью метронома до тех пор, пока календарь-напоминалка не подаст сигнал о пятнадцатиминутном совещании.
Щелчок, хлопок. Щелчок, хлопок.
Моя ухмылка приобретает зловещий оттенок.
Беру трубку своего рабочего телефона и набираю номер Мадлен. Она отвечает после второго гудка.
— Бонжур, моя красавица, — говорит она, и я закатываю глаза. Она такая же француженка, как черствый багет с заправки «КвикФилл» на 2-й авеню. Ради всего святого, Мадлен родилась в гребаном Милуоки. Но я возвращаю улыбку на лицо. «Люди могут почувствовать настроение по телефону», — однажды сказала моя мама, когда я пошла с ней на работу, послушно записывая ее перлы мудрости, наблюдая, как она справляется со своей повседневной рутиной в качестве главного агента по недвижимости Эшгроува. «Улыбки продают, детка!»
— Привет, Мадлен, — говорю я. — Ты придешь на совещание?
— Конечно, — отвечает она, нотка таинственности звучит в ее голосе. — Есть идеи, зачем оно?
У меня есть своя теория.
— Нет. Вообще никаких. Эй, сделаешь одолжение, если у тебя найдется секунда?
— Конечно, в чем дело?
— Ты не могла бы заскочить в офис Джека и взять экземпляр Хью «Статистики и вероятности в судебной антропологии»? Я встретила Хью в коридоре, он спросил, есть ли он у меня, но в последний раз я видела его в кабинете Джека, — говорю я, очевидно, опуская ту часть, где я взяла учебник с полки Джека, пока он был на занятиях. — Поскольку ты ближе…
— Конечно, без проблем, — вставляет Мадлен. Таинственность исчезла из ее голоса, сменившись яркими и лиричными нотками предвкушения. — Сейчас схожу. Увидимся на совещании.
Она едва успевает попрощаться, прежде чем в спешке отключить звонок.
Щелчок, хлопок.
Я встаю со стула и долго тянусь к потолку, разминая мышцы спины, которые все еще напряжены из-за моей недавней подпольной деятельности. С глубоким, очищающим вздохом я достаю книгу из ящика стола и кладу зажигалку в карман, затем направляюсь в конференц-зал дальше по коридору.
Окна длинной комнаты выходят на исследовательские поля, пасмурный послеполуденный свет отражается на полированном овальном столе. Кожаные вращающиеся кресла, которые все еще пахнут новизной, аккуратно расставлены вокруг него, стеклянная доска без разводов блестит в конце комнаты. Я прихожу первой из преподавателей и направляюсь к боковому столику, где только что были расставлены графины со свежим кофе и чаем и поднос с выпечкой, наливаю чашку черного кофе и пытаюсь заставить себя не подсчитывать, сколько моих кровно заработанных средств уходит на легкомысленные расходы Хью для совещаний.
— У Кэннона всегда отлично получается клубничный датский пирог, — говорит Брэд, останавливаясь рядом со мной и касаясь пальцами моего бедра по пути к подносу для выпечки. Разворачивает пластиковую обертку, чтобы достать липкий пирог.
«Одна тысяча сто пятьдесят два доллара и тридцать четыре цента в год», — провозглашает мой внутренний голос.
Господи.
— Да, — говорю я, сжимая зажигалку в кармане. — Может, для разнообразия он мог бы попробовать не заказывать у О’Тула. Приелось уже, — ворчу я. Брэд только посмеивается, набивая рот слоеным тестом.
— Зато какие клубничные 11дениши, — умоляет он, откусывая еще кусочек.
Я закатываю глаза, но ничего не говорю в ответ. Звук голосов привлекает мое внимание к двери, куда я поворачиваясь со своим кофе в руке. Следующим входит Хью, Джой позади, затем мгновение спустя появляется и Мадлен, она с благодарной улыбкой смотрит в мою сторону. Доктор Соренсен следует за ней по пятам, его раздражение бурлит под ровным блеском серо-голубых глаз, отглаженной черной рубашки и идеально сшитых брюк. Его взгляд задерживается на мне, прежде чем метнуться к книге в моей руке. Когда наши глаза снова встречаются, он прищуривается.
— Доктор Кэннон, я нашла ваш учебник, — говорю я со своей самой очаровательной улыбкой, подходя к нашему боссу с протянутой книгой. — Доктор Соренсен, должно быть, оставил его в учительской. Я нашла его на микроволновке.
Доктор Кэннон благодарит меня, ворча при этом о своем смертельном враге — микроволновой печи. Он клянется, что безобидный прибор бабахнул два месяца назад, когда он разогревал чашку супа — подвиг, который еще предстоит повторить. Все в департаменте сходятся во мнении, что он поставил тарелку вместе с металлической ложкой в микроволновку.
Я одариваю Джека приторно-сладкой улыбкой. Его ледяной взгляд становится смертоносным.
С ним гораздо веселее быть заклятыми врагами, чем просто неприятелями.
Я отодвигаюсь от стола ровно настолько, чтобы другие преподаватели, входящие в комнату, могли выстроиться в очередь за напитками и выпечкой, нервная энергия потрескивает в разговорах, которые заполняют пространство. Я перекидываюсь парой слов с коллегами, проходящими в очереди, и потягиваю свой кофе, а Джек подходит все ближе. Температура в комнате, кажется, резко падает с его приближением, и все же моя кожа становится горячее. Струйка жара выползает из моей груди, поднимается вверх по шее, нащупывает пульс, огибает челюсть и проникает в мякоть щек. Когда Джек отводит от меня взгляд, он смотрит, как у меня вздрагивает горло, и я сглатываю.
— Доктор Соренсен, — говорю я, когда он останавливается передо мной. Как обычно, я не думаю, что он ответит.
Я вынимаю руку из кармана.
Щелчок, хлопок.
Глаза Джека сужаются до узких щелочек. У него дергается челюсть. Между нами витает аромат ветивера.
— Доброе утро, доктор Рот.
Щелчок, хлопок.
— Возьми пирожное, — шепчу я, наклоняясь немного ближе, и этот землистый, древесный аромат ветивера наполняет мои ноздри. — Ты такой хороший мальчик. Какой смысл в дрессировке без вознаграждения?
Щелкнув в последний раз, я убираю зажигалку обратно в карман, моя слащавая улыбка преследует Джека, когда он останавливается рядом с моим плечом. Его глаза обшаривают мое лицо, прокладывая дорожку по румянцу, все еще согревающему мои щеки, опускаясь к губам, прежде чем остановиться на изгибе моего горла.
— Еда меня не очень мотивирует, — говорит он, его голос настолько тих среди болтовни наших коллег, что только я могу его слышать.
Я насмешливо фыркаю.
— Это твоя слабая попытка соблазнения, Джек?
Он наклоняется чуть ближе, его рука всего в миллиметрах от моего плеча.
— Если бы я хотел соблазнить тебя, я бы поставил тебя на колени в холодильной камере, и твой предательский маленький ротик обхватывал бы мой член, умоляя о большем, — шепчет он.
На мгновение все в комнате исчезает.
Все, кроме Джека.
Остается лишь его холодный пристальный взгляд, прикованный к моей шее, мой пульс отвечает приливом крови к яремной вене, барабаня, как азбука Морзе. Жестокая улыбка приподнимает уголок губ Джека, когда он равнодушно пожимает плечами.
— Вдруг, твое горло приспособлено для более плотских утех.
Джек отходит от меня, боком подходит к столу, чтобы налить себе кофе.
Уголек тлеет у меня в груди, как будто прожигает дерево насквозь. Надо бы взять свой напиток и вылить ему на брюки спереди. Но я этого не делаю. В моей голове разыгрывается совершенно другой сценарий, в котором мы находимся в холодильной камере, мои колени немеют от инея на полу, соски болезненно напрягаются под лифчиком. Я получаю удовольствие от Джека Соренсена, независимо от того, как крепко он сжимает мои волосы или как сильно трахает меня в рот. Он поклоняется мне, хотя это я стою перед ним на коленях.
Делаю большой глоток обжигающего кофе, чтобы выбросить эти образы из головы.
Он придурок. Он мудак, он мудак, он мудак. Тебе нравятся мудаки, но не такого типа. Так что достань свой арсенал и поставь этого ублюдка на место.
— Брэд, — окликаю я, перекрывая болтовню коллег. Присутствие Джека за столиком позади меня такое же колючее и холодное, как аура ледника. Брэд поднимает взгляд со своего любимого места за столом для совещаний, вторая порция пирога застыла у его открытого рта. — Я слышала, тебя можно поздравить.