— Достаточно, чтобы вызвать у меня интерес.
— Итак, Руперт закапывает пиво, знакомится с Дейвом и предлагает ему выпить. К ужасу Дейва, Руперт находит кость, решает, что она принадлежала жертве гражданской войны, и загорается идеей организовать раскопки. Дейв убеждает его вернуть кость на прежнее место, но опасается, что Руперт попытается снова ее выкопать. Выследив Руперта, Дейв бьет его по голове и оставляет умирать. Но выживший Руперт приходит в себя и несколько дней бродит по Лансдауну.
— Пока Дейв Бартон не добивает его? — Даймонд задумчиво потер подбородок. — Неужели все настолько просто?
— Можно снова вызвать его на допрос?
— Думаю, нужно.
Даймонд не верил, что эта теория подтвердится, но понял, что Септимус способен мыслить. Дейву Бартону предстоял допрос с пристрастием.
У себя в кабинете Даймонд ломал голову над загадкой украинской девушки. Всегда находится тот, кто знает больше других, как он сам сказал Холлиуэллу.
После падения Берлинской стены молодежь из бывших стран социалистического блока наводнила Запад, хваталась за любую временную работу, лишь бы за нее платили наличными. Несомненно, некоторые нелегалы становились жертвами убийц, но их так никто и не хватился.
Даймонд позвонил Ингеборг:
— Вы знаете город, как никто другой. В Бате есть украинская община?
— Никогда о такой не слышала, — ответила она. — Может, в Бристоле есть?
— А в Лондоне — наверняка, — рассудил Даймонд, вспомнив о своей жизни в столице.
— Хотите разыскать кого-нибудь, кто знал покойницу? — спросила Ингеборг.
— Да. Она должна была обратиться к кому-нибудь из соотечественников, когда впервые очутилась здесь.
— Или ее привезли силой и у нее не было выбора, — подсказала Ингеборг. — В девяностые годы эмиграция из бывшего СССР уже приобрела массовый характер, особенно это касалось женщин. Дома у них не было шанса заработать, и аферисты охотно пользовались этим.
— Так как же ее занесло в Бристоль?
— Приехала, чтобы заниматься проституцией? Кто знает? Поговорите с Септимусом.
— Обязательно, — сказал Даймонд, — но здравый смысл подсказывает мне, что Лондон она не миновала. Позвоню одному давнему столичному другу. Может, он что-нибудь прояснит.
Луис Восс, служивший в уголовном отделе фулхэмской полиции, вышел в отставку спустя некоторое время после отъезда Даймонда, но продолжал работать в той же сфере в качестве гражданского служащего.
— Прошу прощения за невежество, — начал Даймонд после обмена приветствиями, — ты не знаешь, где в Лондоне обосновались украинцы?
— В Холланд-Парке, — дал мгновенный ответ Луис.
Даймонд рассказал про скелет и украинскую молнию.
— Ума не приложу, что этой девушке понадобилось в Бате. Потому и хочу выяснить, где еще она успела побывать, и решил начать с Лондона. Мне надо найти людей, которым известно, что происходило там примерно в 1992 году.
— Можешь выпить семь стопок водки подряд?
— Никогда не пробовал.
— Надо же когда-нибудь начинать. В общем, помогу чем смогу.
— У Септимуса появилась блестящая мысль, — сообщила Даймонду Ингеборг. — Он говорит: если и есть связь между нашим скелетом и убийством Руперта Хоупа, то она единственная — это большой сбор реконструкторов в 1993 году. Это было грандиозное событие, шеф, гораздо масштабнее, чем битвы, которые устраивают каждый год в июле. Собралось десять тысяч зрителей. Все они стояли за веревочными ограждениями в дальнем конце поля, на склоне холма. А поваленное дерево находилось с противоположной стороны, за другим холмом.
Даймонд кивнул, начиная понимать, к чему она клонит.
— Потому Дейв Бартон и спрятал там пиво.
— Перенесемся на минутку в 1993 год. Септимус говорит, что, если роковой инцидент произошел в один из этих двух дней, самое очевидное место, где можно было спрятать труп, — за холмом, подальше от глаз.
— Но во время боя никто не пострадал. Это нам известно.
— Откуда?
— Просто если бы случилось что-нибудь подобное, новость попала бы в газеты.
— Шеф, это же поле боя. Все куда-то бегут, машут оружием. Побежденные падают и притворяются убитыми. Кто заметит среди них настоящий труп? В такой суматохе можно незаметно убить человека, а потом под шумок отнести тело за холм и там закопать.
Слова Ингеборг не были лишены смысла.
— Это и есть блестящая мысль Септимуса? — спросил Даймонд.