– Вы ее отец? – догадалась я и вошла.
– Да, да, – закивал он, – и отец, и преподаватель.
В паузах он так странно шевелил челюстями, как будто что-то жевал.
– Вы тоже работаете в МГУ?
– Ой, нет! Пожалуйста, не надо! – заголосил отец Анжелы, видя, что я собираюсь захлопнуть входную дверь.
Я испугалась и подставила ногу.
– Что случилось?
– Я боюсь, когда хлопают дверьми, – шепотом сказал отец Анжелы, – двери могут, э-э, обидеться.
Он захихикал, но не весело, а с каким-то отчаянием. Да, дяденька был явно со странностями. К груди он прижимал белый пакет, видимо, почту.
Я потихоньку закрыла дверь и направилась к лестнице.
– Не наступайте на вторую ступеньку, – страдальческим голосом прошептал отец Анжелы, – только на первую и третью!
– Вторая может обидеться? – догадалась я.
– Вы очень сообразительны, – похвалил меня сумасшедший отец Анжелы, – ой, нет, я нажму сам. Я захватил носовой платок. Подержите-ка!
Он передал мне пакет.
«Диплом Анжелы Михайловской», – прочла я на нем.
Отец Анжелы обмотал палец платком и с великой осторожностью, будто к ядовитому пауку, прикоснулся к кнопке. Двери лифта захлопнулись. Он вздохнул с облегчением.
– Отвечаю на ваш вопрос, Шаганэ. Нет, я не преподаю в МГУ. Я веду семинары в Институте лингвистики. Но я, так сказать, продукт вашей кафедры.
Он снова засмеялся, и снова в его голосе звенело отчаяние. Лифт остановился, а отец Анжелы все продолжал смеяться.
– Папа, все в порядке? – послышался голос, и я готова была поклясться, что где-то слышала его.
Высокая, на голову выше меня и на две – отца, Анжела стояла на площадке, скрестив руки на груди. На ней была белая блузка и темно-синяя юбка до колен. Темные волосы собраны на макушке в тугой пучок. Улыбалась она одними губами, темные глаза продолговатой формы – оставались серьезными. Нос тонкий, острый, того и гляди – клюнет в висок.
– Что-то вы долго, – произнесла Анжела, и я поняла, что мне кажется знакомым.
Не голос – интонация. Спокойная, вроде бы доброжелательная. Но сразу понимаешь – на уме у человека что-то еще. Так разговаривает госпожа Эбоси[6] из «Принцессы Мононоке». Не зря мне захотелось недавно изобразить Сан... Я как будто предчувствовала, что мне предстоит встреча с ее главной противницей – жестокой и властной хозяйкой рудника, госпожой Эбоси.
– Почему так долго? – спросила она у отца.
– Анжелочка, не сердись, мой ангел. Прости, м-мы заговорились. Ох, я не представился Шаганэ. Меня зовут Генрих Андреевич, и я...
– Она не нуждается в твоем имени. У нее не будет возможности в нем нуждаться.
Я растерянно посмотрела на нее. Это она так шутит? Мы вошли в квартиру. Мебель в прихожей, видно, сохранилась еще с советских времен, так же как и ковровая дорожка в коридоре, и большой белый телефон на подзеркальнике. Пахло каким-то лекарством.
– Анжелочка, диплом пришел по почте, – заискивающе сказал Генрих Андреевич дочери, запирающей за нами дверь.
– Нам устроить по этому поводу парад-карнавал?
Еще одна холодная улыбка. Я втянула голову в плечи.
– Ну зачем ты передергиваешь... Надо защитить авторские права. И гениальную идею.
– Папа, у моего диплома нет гениальной идеи. Если только гениальный список используемой литературы.
– А мне жаль даже список литературы, – возразил Генрих, – мне жаль любую часть твоего труда, если он будет присвоен кем-то. Вы даже не представляете, Шаганэ, насколько коварен может быть научный мир.
«Представляю», – подумала я, вспомнив об украденной рукописи Лилии Леонтьевны.
– Отнеси мой диплом на кухню, папа! И попей там чай. Часика два с половиной.
– Да, дорогая, ой...
Он что-то выронил. Опустился на колени и стал шарить руками по полу.
– Вам помочь? – спросила я.
– Да... Нет... Простите... стеклышко из очков вывалилось... Ах, вот оно. Простите еще раз. Просто недавно я потерял стеклышко и пришлось вставлять новое...
– ПАПА!
Генрих Андреевич смущенно улыбнулся мне, раскланялся и попятился к кухне. Настоящий псих.
Факт, что он псих, подтверждали и ботинки разного цвета. На левой ноге – коричневый, а на правой – черный. Интересно, «госпожа Эбоси» тоже не замечает, что папаша странно выглядит? Я покосилась на ее руки, скрещенные на груди, и не решилась озвучить свои сомнения.
– А вам, коллега, сюда, – бросила она и выразительно посмотрела на мои кеды.
«Поразительно! Значит, их она замечает, а папашины ботинки – нет?» – возмутилась я мысленно, разуваясь.
6