Фрэнк поднялся со скамьи, продолжая яростно кричать. И Кэш увидел: у него была разорвана рубашка, живот распорот, из него вывалились кишки и обильно текла кровь. Кэш резко отвернулся. Желудок свело судорогой. И его стошнило. Голоса хора стихли, как будто им перерезали горло. Фрески на всех стенах оказались чем-то замазаны. Чёрные углы, затянутые многолетней паутиной, вызывали панический ужас, пробуждали отвращение, словно за ними скрывалось нечто омерзительное и должно было вот-вот прорваться из тьмы наружу…
На Эдди напало головокружение. Всё вокруг завертелось в какой-то безудержной, стихийной свистопляске, словно в цирке. Двери собора резко распахнулись, как будто под действием сильного порыва ветра, да с такой силой, что этот хлопок звонким эхом прокатился по всему пустынному нефу, колебля огонь у свеч… и торжественно вошла странная процессия. Нет, не акробаты и гимнасты. То были даже не люди. За окнами раздался протяжный волчий вой, а затем со скрипом отворилась дверь исповедальни… Кэш, упираясь в колени, медленно перевел взгляд туда и утратил дар речи. В полумраке кабинки в чёрной рясе сидел мужчина. Он пронзительно смотрел на Эдди. Прямо ему в глаза. И, словно помешанный, впавший в демонический экстаз, он сжимал до крови в ладони осколок стекла, а другой рукой лихорадочно трогал себя между ног, тихо шевеля губами: — Он смотрит на нас. Он смотрит на нас. Он смотрит на нас. Он на нас смотрит. Он смотрит на нас… смотрит на нас… он на тебя смотрит…
Кэш окончательно лишился душевного равновесия, стоя посреди хаоса, который словно сошел с картин Иеронима Босха, разверзся перед ним во всем своем мерзостном могильном величие. Во тьме, прячась за колоннами, появлялись маленькие слепые создания похожие на уродливых гномов, с косолапыми ступнями и розоватой кожей. С них сыпалась земля и корни, как будто они только что выбрались из глубокой ямы. Они перебегали, издавая шуршание, шумели трещотками, точно разбушевавшиеся дети. Скелеты судорожно выбивали зубами дробь, следуя своему определенному, сводящему с ума, ритму. Фрэнк, оставаясь на своем прежнем месте, словно не замечал всего этого адского водоворота из бесчинства и вел беседу с какой-то полуголой девицей, которая только смущенно прикрывала рот ладошкой и глупо хихикала, чуть наклоняясь к нему, чтобы послушать. Эдди дернулся в сторону выхода. Он хотел покинуть этот ужасающий инфернальный шабаш, как вдруг замер на месте, будто бы превратился в камень и мертвенно побледнел. Волосы его встали дыбом. Санта Клаус в окровавленном красном пальто сидел на скамейке в первом ряду совсем рядом и улыбался ему ехидной улыбкой: — Что, парень, думаешь, что ты особенный? Хочешь увидеть, что у меня в мешке? У меня там мно-о-о — о-го подарков!
На секунду пламя у всех свечей потухло, погрузив церковь в абсолютную непроглядную тьму и первозданную тишину, как если бы собор и его гнусные, подземные обитатели все разом затаили дыхание. А через секунду другую свечи вновь вспыхнули так резко с небывалой космической силой. И церковь огласил жуткий душераздирающий вопль. Задыхаясь от бесконечного ужаса, Кэш свалился на гладкий ровный пол и потерял сознание...
***
Он очнулся в постели. На старой кровати, стоявшей в том заброшенном доме на Грим-стрит. Лекса спала, прижавшись к нему, и если бы ее сон был чутким, то скорее всего девушку бы разбудило грохотавшее в его груди сердце. С минуту он молча наблюдал за тем, как она спит, и прислушивался к тишине. В тот миг он не сбегал от нее. Не мчался бог знает сколько времени по улице и не посещал жуткий собор святого Мартина. Кэш приподнялся на кровати и осторожно взял с грязного пола осколок разбитого зеркала. Он поднял осколок над головой, не отрывая от нее завороженного взгляда, словно боялся, что кошмар может повториться или она будто магическим образом исчезнет в воздухе, как какая-нибудь галлюцинация или привидение. Кровь пульсировала в венах, рука дрожала.
«Убей её! Убей! Она — монстр!» — убеждал его голос. — «Убей! Слышишь?! Убей! Убей её! Убей!»
Лекса тихо застонала во сне, словно ей снился кошмар. Девушка беспокойно заворочалась на кровати, сжалась в клубочек. С минуту Эдди, как парализованный, держал холодный осколок зеркала занесенным над её беспомощным голым телом, а затем, с трудом справившись, положил его на место, всё ещё ощущая, как горит от него кожа, словно на ладони остался порез. Он наклонился к девушке и заботливо поцеловал её в бледный лобик, освещенный таинственным белым лунным сиянием. И в этот момент Эдди почувствовал настоящее облегчение. Он обнял Лексу и закрыл глаза.