Под эти звуки мы поставили мачту и растянули ее вантами. Мне это страшно понравилось: получился настоящий парусный корабль. Все в нем было как-то очень ладно и надежно. Казалось, что лодка прямо-таки рвется в море, чтобы, забрав парусами ветер, накренившись под его напором, упрямо резать острым носом крутые зеленые волны… Лепота!
Тут пришел совершенно оглохший от гудков Алешка, посмотрел на наш корабль и заорал:
– Название нужно написать! Капитан сказал, это главное!
– Ты что орешь? – отшатнулся от него папа, зажав уши. – У твоего капитана – все главное.
– А чего вы все шепчетесь? – взвыл Алешка. – Опять секреты? От меня?
На его крик прибежала мама и увела его спать.
И мы тоже пошли спать. Потому что рано утром мы выходим в море.
Нас с Алешкой уложили на медвежьей шкуре. Алешка поворочался, повздыхал, сложил ладони под щекой, а потом, спохватившись, так гаркнул «Спокойной ночи!», что дядя Саша подскочил на печке и ударился головой и коленками в потолок, свалил на пол какую-то кастрюлю, а она сначала ударилась в перевернутое корыто, а потом упала прямо на кота. Кот взвыл и сиганул на стол, опрокинув лампу… И все это продолжалось довольно долго, по цепочке, пока не грохнулись на пол составленные в угол весла прямо на мамину сковородку. Сковородка загудела, как колокол, и все стихло. Лешка за это время, пока все падало и гремело, уже успел уснуть, мама – выпить валерьянки, а папа – покурить.
Дядя Саша вздохнул и признался сквозь сон:
– Хорошо все-таки, что вы уходите завтра в море и не согласились погостить у меня. А то мои вернутся – а жить уже негде. А ведь зима на носу…
Глава IV
Мы выходим в море!
Утром мы столкнули лодку на воду, и она красиво закачала своей мачтой как длинным тонким пальцем. Папа приказал нам начать погрузку.
Мы стали таскать вещи, а он отвернул свои сапоги до пояса и, стоя в зеленой воде, придерживал лодку и укладывал груз в каюту. В своей старой шляпе, которую мама пятнадцать лет хотела выбросить на помойку, в подпоясанной широким ремнем телогрейке и пиратских сапогах он был похож на старого морского волка. Особенно со стороны небритых щек. Мама тоже на него с гордостью поглядывала и командовать им стала меньше. И не так уверенно.
– Одевайтесь теплее, – сказал дядя Саша, передавая папе алюминиевую канистру с питьевой водой. – В море свежо будет.
Папа подхватил Лешку поперек живота и усадил в лодку. Потом перенес туда и маму. А я тоже был в сапогах и забрался в лодку сам.
Дядя Саша пожелал нам счастливого плавания. Мне показалось – с облегчением.
Папа толкнул лодку, перевалился в нее и сел за весла. Мы изо всех сил замахали дяде Саше, и он становился все меньше и меньше. Даже немножко жалко его стало…
На рейде нас ждал капитан со своим мотоботом. И он тоже помахал нам фуражкой, пожелал счастливого плавания и крикнул:
– Алешка! Не забывай про главное. Главное – что?
– Гудки подавать, – заорал Алешка. – В тумане! Давай фуражками меняться!
– Потом, – засмеялся капитан. – В порту! – Дал три гудка и лег на свой курс.
Тут папа поднял парус, и он сначала повис, чуть шевелясь и вздрагивая от ветра, а когда папа натянул шкот, парус надулся ветром, и наша лодка, дрогнув, пошла вперед – сначала медленно, а потом все быстрее и увереннее.
Зажурчала за кормой вода, зашумел ветер в вантах. В нос стала постукивать волна и с шорохом разлетаться в брызги.
Над нами долго кружили со своими скрипучими криками чайки. Целое стадо, сказал Алешка. Они провожали нас. И мы видели их просторные крылья и красные лапки, туго прижатые к белому брюшку. Потом одна из них выхватила из воды неосторожную рыбку, другая бросилась ее отнимать, – и поднялась свара как в старое время в очереди за мылом, – и они отстали…
Папа сидел у руля. Он стал какой-то незнакомый: спокойный, уверенный и строгий. Даже очки его не портили. И драная шляпа.
Он чуть пошевеливал румпель, подтягивал или отпускал шкот и зорко смотрел вперед и одновременно поглядывал на нас, чтобы мы не нарушали морской порядок. И не вывалились за борт.
А мама… я ее не узнавал: она опустила руку в воду и улыбалась. Как перед танцами с магнолиями и фруктами.
Солнце стояло еще низко, но все равно светило хорошо, приветливо. Оно сразу высушивало капли воды, падавшие на туго надутый ветром парус и брезентовый тент. Я облизывал соленые губы, внутри у меня как будто все пело…
– Папа! – вдруг завопил Алешка. – Смотри, куда правишь. Сейчас врежемся!
Впереди, прямо по курсу, торчал из воды круглый мокрый камень, будто верхушка подводной скалы. Лодка летела прямо на него. Я вцепился руками в теплый борт, оглянулся на папу – что с ним?