Более эрудированных авторов, отстаивающих иррационалистическую точку зрения, таких как философы-прагматики, подловить куда сложнее. Они утверждают, что не существует такой вещи, как объективный факт, которому наши мнения должны соответствовать, чтобы быть правдой. Для них мнения – лишь оружие в борьбе за существование, и «истинными» следует называть те, которые помогают человеку выжить. Эта точка зрения превалировала в Японии в шестом веке нашей эры, когда там только начал распространяться буддизм. Правительство, сомневаясь в истинности новой религии, приказало одному из придворных принять ее и испытать в действии; если он преуспеет больше других, религию предполагалось ввести повсеместно. Именно таким методом (модифицированным для соответствия сегодняшним условиям) рекомендуют прагматики решать все религиозные расхождения; однако мне не доводилось слышать, чтобы кто-либо объявлял о своем обращении в иудейскую веру, хотя она как будто приводит к процветанию быстрее, чем любая другая.
Несмотря на то, какое определение дает «истине» сторонник прагматизма, в вопросах более приземленных, возникающих на практике в повседневной жизни, он придерживается совсем иных стандартов. Будучи присяжным в деле об убийстве, он рассмотрит доказательства точно так же, как и любой другой человек, хотя, примени он критерии, которые проповедует, ему пришлось бы задуматься, кого из сограждан наиболее выгодно повесить. Этот человек по определению был бы виновен в убийстве, поскольку вера в его вину была бы более полезной и, следовательно, более «истинной», чем в вину кого-либо другого. Боюсь, что такой практический прагматизм иногда имеет место. Я слышал, что в Америке и России случались «подтасовки», отвечающие этому описанию. Но в таких случаях прилагаются все возможные усилия к сокрытию произошедшего, а в случае неудачи разражается скандал. Необходимость этих усилий демонстрирует, что даже полицейские в контексте уголовного процесса верят в объективную истину. Поисками именно такой объективной истины – штуки весьма прозаической и банальной – занимается наука. Ее же ищут и в религии – до тех пор, пока надеются найти. Лишь отказавшись от надежды доказать, что религия истинна в прямом смысле слова, люди принимаются демонстрировать, что она «истинна» в каком-нибудь новомодном смысле. В общем и целом можно сказать, что иррационализм, то есть неверие в существование объективного факта, почти всегда возникает из желания доказать нечто, для чего не существует доказательств, или же опровергнуть нечто, подкрепленное доказательствами весьма убедительными. Но вера в объективный факт всегда сохраняется в отношении конкретных практических вопросов, таких как финансовые вложения или наем слуг. А если факт можно использовать для проверки истинности наших убеждений в одном случае, то следует использовать его для этой цели всюду, а там, где применить его нельзя, ограничиваться агностицизмом.
Вышеприведенные соображения, разумеется, несоразмерны затронутой теме. В вопрос об объективности факта немало тумана напустили философские умствования, которые я попытался более скрупулезно разобрать в другом сочинении. Здесь же буду просто исходить из того, что факты существуют, что в некоторых из них мы можем убедиться наверняка, а для некоторых других возможно определить степень вероятности на основе фактов, которые мы знаем наверняка. Наши убеждения, однако, часто противоречат фактам; даже если мы просто считаем что-то вероятным, опираясь на доказательства, может статься, нам следовало бы, опираясь на те же самые доказательства, считать это невероятным. Теоретическая рациональность, таким образом, будет состоять в том, чтобы основывать свои убеждения касательно фактов на доказательствах, а не на желаниях, предубеждениях или традициях. Что касается сущности вопроса, рациональный подход – то же самое, что рассудительный или научный.
По мнению некоторых, психоанализ, проливая свет на странное и почти безумное происхождение многих самых пылких людских убеждений, демонстрирует, что человек не способен быть рациональным в своих взглядах. Я весьма высоко ценю психоанализ и считаю, что он может быть чрезвычайно полезен. Но широкая общественность несколько упустила из виду замысел, которым по большей части вдохновлялись Фрейд и его последователи. Их метод был прежде всего терапевтическим инструментом, способом лечения истерии и различных видов безумия. В военное время психоанализ оказался самым действенным средством помощи при связанных с войной психических травмах. Работа Риверса «Инстинкт и бессознательное» (Instinct and the Unconscious), в значительной степени опиравшаяся на опыт общения со страдающими от «боевых неврозов», содержит прекрасный анализ болезненных последствий страха, которые развиваются от невозможности дать ему волю. Они, конечно же, по большей части не связаны с разумом; среди них числятся различные виды паралича и всевозможные иные недуги, при поверхностном рассмотрении кажущиеся физическими. В данный момент они нас не интересуют; мы рассматриваем тему интеллектуальных расстройств. Установлено, что многие из бредовых идей безумцев являются результатом инстинктивных препятствий и их можно излечить чисто психологически, заставив пациента вспомнить факты, о которых он подавил воспоминания. Такой метод лечения и мировоззрение, которым он вдохновлен, предполагают, что есть некий идеал душевного здравия, от которого пациент отошел и к которому его необходимо вернуть, заставив осознать все относящиеся к делу факты, в том числе те, которые он больше всего хочет забыть. Это полная противоположность тому ленивому принятию иррациональности, к которому иногда призывают те, кто знает лишь, что психоанализ демонстрирует преобладание иррациональных убеждений, и кто забывает или игнорирует его истинную цель: уменьшить это преобладание с помощью четко определенной врачебной методики. Весьма схожим методом можно излечивать иррациональные тенденции у тех, кто не является диагностированным безумцем, при условии, что они обратятся за лечением к специалисту, не подверженному их заблуждениям. Однако президенты, министры и другие авторитетные фигуры редко выполняют это условие и потому остаются неизлеченными.